был так одержим в родной социалистической Венгрии журналист Ласло Фаркаш, на другой, капиталистической, стороне баррикад радости не приносила. Шли скучные трудовые будни, дежурные обличения в эфире «той», социалистической действительности. Однако теперь, при работе на Западе, эти обличения были начисто лишены сладкого привкуса подпольности и опасности. На поверку эта назойливая пропаганда демократических ценностей оказалась так же скучна, как непрерывная борьба с призраками империализма в прошлой жизни Фаркаша.
Не таким рисовалась Ласло в мечтах его будущее!
Из Штатов приезжали время от времени руководители радиостанции – американцы – громкие, веселые, бесцеремонные. От них шел запах другой жизни.
Кто ищет, тот находит… На одном из приемов Ласло был представлен приезжему из Штатов человеку, отрекомендовавшемуся как Джеймс, профессор славянского департамента какого-то калифорнийского университета – Фаркаш даже толком не разобрал, какого именно. Джеймс оказался вроде бы именно тем, кого искал Фаркаш – веселым циником, ни в грош не ставившим идеологию, но умевшим жить весело и бесшабашно. Они встретились еще дважды, и в конце вечера, в третьем по счету баре, Фаркаш был завербован. Ласло сам тогда это так не называл, да и потом был разборчив в терминологии – но так или иначе именно это произошло в тот вечер.
И вот Ласло Фаркаш через несколько месяцев явился в венгерское посольство в ФРГ и заявил, что разочаровался в западных ценностях и не мыслит себя вне жизни на родной земле. Как ни странно, ему разрешили вернуться – для венгерских контрразведчиков он был ценный кадр, для пропагандистов – тем более.
Теперь Ласло с удовольствием рассказывал в венгерских газетах и на телевидении о трудностях западной жизни и несправедливостях тамошней системы. А так как журналистом он был талантливым, то и материалы были хороши. Его телевизионные обозрения и острые комментарии тоже были в новинку. Вроде бы на грани дозволенного, но безусловно полезны социалистической Венгрии. Так что Ласло был обласкан руководством и стал одним из ведущих телевизионных журналистов, которого знала вся страна.
Американцы его до поры не трогали. Незначительные задания, которые он получал, щедро оплачивались…
И вот такая жизнь уже целиком была по душе Фаркашу. Он побывал и в Юго-Восточной Азии, и на Ближнем Востоке, и в Южной Африке…
Потом ему приелись и эти поездки и он перебрался в США, где открылся новый корпункт венгерского ТВ в Лос-Анджелесе. Ласло с детства отлично знал английский и подходил для этой должности идеально.
– Послушайте, – говорил он иногда в подпитии приятелям, – я уникален по многим причинам, но прежде всего потому, что я могу с равной степенью убедительности защищать любую точку зрения – и той стороны, и этой…
Говоря это, Ласло про себя ухмылялся, и думал, что никто никогда не спросил его – кого он собственно имеет в виду под «той» и «этой» стороной. Он уже и сам не
