почти что так… Если не от нее, то вследствие ее.
Либуа сделал вид, что не понял, и маркиз прибавил:
– Мой тесть застрелился.
– Ого! – произнес Поль, вздрогнув.
– Да, бедняга страдал меланхолией – у него были расстроены нервы. В конечном итоге он потерял надежду, что доктора смогут облегчить его страдания, и однажды вечером как ни в чем не бывало заявил моей жене и мне, что идет спать и надеется крепко уснуть. Ушел в свою комнату, и десять минут спустя – бах! – все было кончено. Пуля прошла сквозь череп и разбила вдребезги великолепное зеркало. Я больше недели не мог прийти в себя.
– Из-за разбитого зеркала?
– Нет же, из-за смерти тестя! Разве с таким состоянием, как у меня, беспокоятся из-за подобных пустяков?
Окончив рассказ, Монжёз вынул из кармана часы. Посмотрев на них, он быстро встал из-за стола.
– Уже без четверти двенадцать! – воскликнул он. – Я тебя покидаю. У меня важное свидание.
– Так иди же, маркиз. В следующий раз ты уделишь мне больше времени? – спросил Либуа, подавая ему шляпу.
– Поступим иначе, друг мой. Я хочу сделать тебе одно предложение, – возразил маркиз.
– Говори, я слушаю.
– Я покину Париж с поездом, который отходит в пять часов. У тебя достаточно времени, чтобы прийти к какому-нибудь решению относительно моей недавней просьбы. Если ты согласен, то собери свои краски, приготовь вещи и к пяти часам приходи на вокзал. Мы сядем в вагон, и два часа спустя я представлю тебя маркизе, которая будет в восторге от знакомства с тобой. Ты согласен?
Либуа готов был согласиться, но тут вспомнил о прекрасной белокурой наяде, которую поклялся отыскать.
– Не сегодня, любезный. У меня тоже важное свидание, – объявил он.
– Весьма возможно. Но с двенадцати до пяти много времени. Может случиться, что к вечеру ты освободишься. В таком случае вспомни обо мне.
– Хорошо, но я ничего не обещаю, – ответил живописец, заранее решив не присоединяться к маркизу.
– Тогда до свидания! Я уношу с собой надежду, что ты все же поедешь со мной, – сказал маркиз, пожимая Полю руку.
Проводив маркиза и возвратившись в мастерскую, Поль застал слугу с салфеткой в руках: тот вытирал спинку кресла, на котором сидел Монжёз.
– Что ты тут делаешь? – спросил он лакея.
– Прошу извинения, сударь, – смиренно проговорил тот, сконфузившись и не решаясь на признание.
– Говори же, какую еще глупость ты совершил, растяпа?
Миролюбивый тон живописца не предвещал грозы, и слуга решил быть откровенным:
– Вот в чем дело, сударь. Когда я подавал спаржу с белым соусом и проходил позади маркиза, соусница накренилась у меня в руке.
– И ты пролил соус на спинку его стула?
– О, – протянул слуга, – если бы я испачкал только спинку стула, это было бы еще полбеды!..
– Неужели ты облил и его самого?
– Всю
