через неделю отгулы, в городе оторвешься!
– Одного не могу понять, – сказал Вожак. – Откуда она взялась? Вроде бы мы все поле просматривали. Никого не было, а потом смотрю, она уже идет.
– Какая теперь разница, – отозвался Гапон. – Была и нету. Ты сходи за лопатой, прикопать бы ее надо. Начальству докладывать будем?
– Больной, что ли? – спросил Вожак. – Зачем себе на шею петлю надевать? Нашим только скажи, они тебя сразу за горло возьмут, бесплатно на них батрачить будешь. Ладно, пошли за лопатой.
Минина корежило от ненависти. Вместе с тем он ничего не мог сделать. С голыми руками на стволы не полезешь. И Вику оттуда забрать было просто невозможно. Куда он дел бы труп, и как оправдался, если бы в его мастерской обнаружили обнаженный труп любовницы с резаной раной? Это самого себя под вышку подвести, пусть ее вроде пока и не дают.
Сволочи! Сволочи!
Гоша подошел к дивану, повалился лицом в смятую подушку, еще хранящую запах Викиных духов, замычал, кусая подушку, а потом медленно завыл – низко, на одной ноте, и никак не мог заставить себя остановиться.
Глава восьмая
Утром пришел милиционер в гражданской одежде. Показал удостоверение, спросил про украшение. – Сам сделал, – подтвердил Гоша. – Вот по этому образцу.
И показал фотографии в «Археологическом журнале». Милиционер долго и внимательно разглядывал фотографии, потом сказал: – Я возьму? – и спрятал журнал в папочку, не дожидаясь разрешения.
Походил по мастерской, посмотрел картины, поцокал языком: бывают же золотые руки у людей, и сел к столу, объяснение писать. – Золото где брали? – Мамино, – сказал Гоша. – И две моих гайки по десять граммов.
– Хорошо зарабатываете? – уже с уважением спросил милиционер, бисерным и четким почерком записывая его показания.
– Бывает, – утомленно сказал Минин. – Это же искусство, в нем живут по принципу: когда густо, а когда пусто. Вот купите картину, у меня прибавится. – И много продаете? – Я же говорю: когда как, – заставил себя улыбнуться Минин. – А гражданке Котовой вы кем доводитесь? Вика носила фамилию Котова. Носила… – Гражданский муж, – сказал Гоша. – Какой-то вы утомленный, – оценил его состояние милиционер. – Работал всю ночь, – сказал Минин.
Оставшись один, он бросился к картине. Маки уже распрямились, и никаких следов от бандитов и Вики не оставалось. В мастерской следов пребывания Вики было больше, чем на маковом поле. Минин нарисовал несколько бутылок, дал краске подсохнуть, с опаской протянул руку. Пальцы ощутили холодную гладкость бутылок. Уже с облегчением Гоша уложил бутылки в кулек, выгрузил из холодильника все запасы продуктов, огляделся, взгляд зацепился за Викин рюкзачок, и сердце снова резанула боль.
Вот так.
У комбайна по-прежнему гудели.
– Гошка, – радостно замахал рукой Иван Иванович. – Вовремя ты. Подгребай!
Пили они радостно, привычно,
