один, и дверь всегда одна.Но после слов сегодняшних, вчерашних
В терраске наступает тишина.
И удивительно, как глупо было злиться
На шарканье, на кашель и на речь.
Из какофонии позволено родиться,
А в тишине, должно быть, умереть.
«Приезжаю опять чужой…»
Приезжаю опять чужой,
в новом платье и с новым запахом.
Словно веки, закрыты наглухо
два окна. Чересчур большой
одинокий, тоскливый дом,
одичавший за неприсутствие, —
словно пес, что чужинку чувствует,
позабыв, что со мной знаком,
стал заметно старей и злей,
беспощаднее в скрипах прошлого.
Но одним эта тишь хорошая —
уезжаю всегда своей.
«Ступени мяукают ночью…»
Ступени мяукают ночью,
Как мартовские коты.
А трубы гудят и клокочут
Во тьме – голодны и пусты.
И сжавшись гармошкой скрипучей,
И трубы, и лестница враз
Играют полночный, горючий
Бессонницы плачущий джаз.
Голубятня
Гортанная дрожь – словно рык. Перетрухи
И шорохи крыльев у полной кормушки.
Пушинки, завязшие в сетке, как мухи.
Какие-то зернышки, семечки, стружки
Взвиваются вверх заполошною пылью.
И вдруг – суета. И в потерянном взоре
Белеют вдали голубиные крылья,
Как цепочка лодочек парусных в море.
«И кот орет, и пахнет рыба…»
И кот орет, и пахнет рыба
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
