цели чемодан подошел как нельзя лучше – и смахнула пот со лба. Хороша она будет… красавица… растрепанная, взопревшая…
Если у вас есть экипаж и чин батюшкин, открывающий ворота Царского Села, то на конкурс вы прибудете в виде наилучшем. Тем же, кому не повезло, придется искать способ проникнуть за ворота, ибо обещанная встреча…
Чирикали птички.
Благоухали розы, правда, где-то вдали, но ветерок доносил чудесный аромат их. Место дышало покоем и безмятежностью.
Однако, памятуя, что труд всякий человека облагораживает, следует надеяться, что счастливицы, которым все же удастся преодолеть Каштановую аллею и добраться до дворца, изменятся к лучшему и получат…
Лизавета задумалась.
А что, собственно говоря, получат, помимо мозолей на руках и больной спины, ибо странно думать, что какая-нибудь несчастная конкурсантка явится сюда вовсе без багажа?
– Что вы тут делаете? – резкий голос заставил ее очнуться, и она поморщилась: еще и мысль преудачную спугнули.
– Отдыхаю. – Она развязала ленты и шляпку стянула.
Тетушка пришла бы в ужас, но проблема в том, что день выдался жарким, а Лизаветин веер, к слову, единственный, скрывался где-то внутри монстры.
Она помахала шляпкой.
– Здесь? – поинтересовался неизвестный, а Лизавета, положив шляпку на колени, юбку приподняла. Конечно, Царское Село – место такое… особенное, но она за свою жизнь насмотрелась всякого, а уж наслушалась… Не будет нормальный человек по кустам шариться.
– А нельзя?
– Отчего же… – В кустах зашебуршалось, а Лизавете удалось-таки подцепить ножичек.
Простенький.
Махонький.
Такой спрятать легко. Девки сказывали, что даже при полицейском досмотре при должном умении его сокрыть можно. Правда, места называли такие, что Лизавета краснела, чем вызывала у оных девок приступы смеха, мол, наивная.
Зато пользоваться научили.
Малафья, которая прежде в циркачках ходила, да сбегла с любовником лучшей жизни искать, с ножом обращалась, как иные благородные девицы с иглой. Всему не научила, но кое-что показала.
– Дурная ты, – сказала она снисходительно. – Пригодится…
И ножик она же подарила.
А Лизавета взамен платочек принесла, алыми розами расписанный.
Напишет.
Когда-нибудь. И про нее, и про других девиц, которых общество полагает отверженными, отказывая им не только в праве на маломальскую защиту, но и вообще на разум и чувства.
– Можно… – Мужчина выбрался на дорогу и отряхнулся. – Только здесь беседки имеются… в беседках отдыхать сподручней.
Прятаться в кустах – недостойно особы положения столь высокого. Так сказала бы матушка, немало гордившаяся титулом, хотя все знали, что получен он исключительно потому, что невозможно представить, чтобы царская кормилица к подлому сословию принадлежала.
Нет, она была хорошей
