Это того стоит.
Он закрыл все щиты – я чувствовала.
Ладно, может, в этот раз не «долбанет»?
Больно почти не было, скорее электрическая дуга по телу – неприятно, но терпимо. К тому же отпустил он сразу, стоило нам оказаться… в ином измерении.
А как еще назвать столь разительную смену пейзажа, простора, освещения и климата? Была чуть влажная от разбрызгивателей комната – тесная и довольно маленькая, а теперь ни одной стены до самого горизонта, потому что перед нами… океан. Песчаная коса, влажный соленый бриз, бескрайнее, разрисованное закатными всполохами, небо. Лето.
(Paul Cardall – Father in Heaven)
Мы пришли на берег? Для чего?
Другой уровень?
Будь это подобием свидания, Кайд бы не торопился, но сейчас он выглядел настороженным, заставил меня посмотреть на часы.
– У тебя есть час. Не больше. На установку межмировых порталов требуется разрешение, но за пятьдесят минут они не придут – я отчитаюсь.
– Кто?
Его напряжение передалось мне.
– Комиссионеры.
«Межмировых?»
– Где мы?
Он не ответил. Пояснил другое:
– Вернешься сюда же, дверь будет здесь, никто другой ее не увидит.
– А ты?
Спросила зачем-то, слушая, как шумит совсем рядом прибой – непривычно после зимы слушать шуршание накатывающих на песок волн. И что «ты»? Что именно хотела этим вопросом прояснить?
– Вернись вовремя. – «Иначе подставишь меня». – А теперь иди. Тебе туда.
И мне указали в сторону вползшего на побережье и отгородившего эту часть живой стеной от посторонних глаз тропического дерева.
Я не понимала, где я и зачем мне идти «туда». Но пошла.
А через минуту показался вдалеке дом, который я никогда не видела с этой стороны.
Дом… отца и матери.
Я на Литайе.
Меня «обрушило» прямо на песок коленями, ворвалось внутрь ощущение свершившегося. Волны, соленый воздух – мой родной мир. Тепло, потому что это Сантафия – восточный берег Эргерского моря. Потому что эти ракушки – мои ракушки, потому что под этим песком – глубоко-глубоко – скрыт огромный кристалл Литаниума.
Дома.
Я плакала, как маленькая девчонка, и сама не знала почему – то ли от горя, то ли от счастья, то ли от обиды, что все это не происходило так долго. А после поднялась, наспех отряхнула колени и побежала. У меня пятьдесят минут.
На веранде, кажется, фигура, нет, даже две…
– Мама-а-а, – орала я, как в детстве, – маа-а-ам-а-а-а!
«Это я-я-я!»
А вслед мне невидимый тягучий взгляд – непривычно ласковый и недолгий.
– Как так можно было! Ну как?! – отец ругался по-настоящему. Но выглядел не злым, а держался за сердце. – Она билеты собиралась покупать
