ко всему мама тянула рюкзак дочки.
«Может, с какой-то секции возвращаются?» – подумал Иван Александрович.
Они зашли на среднюю дверь, там, где двойные сиденья заканчиваются и переходят в одинарные. Тётя, сидевшая на одном из двойных сидений, тому, что ближе к входу-выходу с троллейбуса, уступила девочке место. Малышка плюхнулась туда, а тяжёлый портфель болтался у самых ног.
– Ну поднимай, держи портфель!
От резкого крика, не сочетающегося с красивым до той поры профилем лица молодой мамы, Иван Александрович вздрогнул, инстинктивно сжав поручень покрепче. Знаете, как от внезапно налетевшего ветра хочется поскорее укрыться в надёжное местечко?
– Не балуйся, держи на коленях, – мама нервничает, ругается; кажется, пришибла бы дочь, если бы не столько свидетелей.
Девочка с трудом, нехотя, берёт тяжёлую кладь, ставит на худые ноги в чулочках. Ноги то и дело прогибаются под весом. Портфель норовит упасть. Видно, что дочка не сильно и слушает маму, от чего та ещё больше злится и негодует.
Пассажирка рядом и женщина спереди не выдерживают, отзывчиво предлагают взять к себе на колени этот портфель, показывая, что у них есть место, да и руки не заняты.
– Зачем мучить замученную в школе девочку? Давайте возьмём!
Но тут мама мигом чудесным образом меняется в лице, встретив такое радужное предложение от незнакомых людей, улыбается, сияет, стесняется.
– Ну что вы, не надо, это не тяжело… Спасибо большое… Спасибо… Нет, нет…
И уже не только не сердится на дочку, но улыбается ей, а портфель прижимает к себе, кое-как ухитряясь держать и его, и рюкзак, да и самой держаться.
«Почему порой к незнакомым людям мы готовы быть более снисходительны и терпимы, чем к нашим самым близким людям, родителям, женам или мужьям, – усмехнулся про себя Лопухин, – тем, которые, быть может, составляют наше счастье? Почему мы их так безжалостно любим?»
С такими мыслями мужчина вошёл в знакомый подъезд, поднялся на шестой этаж, машинально открыл дверь, машинально принял традиционные после прихода домой процедуры: гардероб, ванна, туалет. Да, да, Иван Александрович относился к той категории мужчин, которые заходили в ванну, чтобы помыть руки только перед туалетом… и на этом считали свой долг по гигиене выполненным. Так что тут же он оказался в комнате. Часы пробили семь вечера.
Иван стоял, не шелохнувшись. Казалось, в ушах били секундные стрелки. Он, как завороженный, смотрел на чёрный экран монитора, стоявший на компьютерном столе. Говорят: когда заглядываешь в бездну – можно увидеть, как бездна улыбается тебе. И эта улыбка может стать последним, что увидишь в своей жизни.
Так и Иван Александрович последнее, что запомнил за этот вечер, – эта зловещая улыбка чёрного экрана. Она пропала в ярком свете запускающейся системы. Дальше понеслось по накатанной… едва живые капли стыда и обволакивающая коричневым туманом страсти бездна,
