состав спермы весьма различается, в зависимости от того, каким образом протекал процесс доведения оной до кипяще-брызжущего состояния, причем отличается не только физически, но и, что называется, ментально…
Так что поверьте мне на слово, господа: уж кто-кто, но Александр Сергеевич знал толк в ядреном сексе. Недаром в 30-х гг. его века петербургским градоначальником было спущено по инстанциям негласное предписание: не допускать поэта в столичные бордели, «дабы девок не портил»!.. Ощутите разницу! Это вам не молодой Толстой на петербургском постое у Некрасова, со своим тривиальным кругом неформального общения, ограниченным традиционным набором сомнительных удовольствий: вино – карты – цыгане – девки. Это куда круче!.. Увы, Пушкин не дожил до окончательной кристаллизации темы секса в его писательском сознании…
Именно по причине вопиющего зияния в нашей классической литературе эротического элемента, как неизменного спутника каждого половозрелого члена общества, я и решился писать не тривиальные воспоминания о друзьях, коллегах, трудовых подвигах и прочей малоинтересной тягомотине, а эти правдивые мемуары о собственных эротических приключениях, достижениях и невзгодах. Ни слова лжи ради украшательства повествования, одна только голая правда!
Впрочем, есть нюанс: поскольку эромемуары – это не просто воспоминания, но чувственные воспоминания, то время от времени хронологическая последовательность будет поневоле нарушаться: мало ли куда вздумается свернуть моей памяти, подчиняясь влечению чресл. Проще говоря, ретардации и плеоназмы неизбежны. Крепись, читатель!
Часть первая
(Рождение, детство, отрочество, юность)
Не совершает греха тот, кто следует собственной природе
Начало
…тогда я, вместо того чтобы осмыслить и впасть в спасительную позу «замри», впадаю в мышечную суету, как ортодокс в ересь, и, подчиняясь кликушеским парам родильной горячки, лихорадочно прицениваюсь, нервически прицеливаюсь, героически поднатуживаюсь, судорожно дергаю за веревочку, астматически перехватываюсь дыханием, окутываюсь дымкой, ввинчиваюсь макушкой и… урождаюсь на Свет Божий.
Родила одна фемина
Не дебила, не кретина,
Не бомжа, не пилигрима,
А какого-то Вадима…
Родился я, как и следовало ожидать, inter faeces et urinam, или, выражаясь попроще, по-русски, по-нашенски, между «пэ» и «жэ», то бишь анусом и вагиной, саками и дерьмом, что, вероятно, и предопределило мой повышенный интерес с самых ранних лет до самых дряхлых пор к этим славным эротическим угодьям. Причём родился не в каком-нибудь из заповедных российских урочищ, вроде Подмосковья, Поволжья, Смоленщины или на худой конец Белгородщины, но в ужасной германской дыре, в промежутке между Берлином и Ростоком, в родильном
