созидать!
Как много мне сердцем дано понимать!
Сколь мало вообще значат слова,
столь много всего нужно сказать.
Идеи летают, подобно птицам,
мысли желают воедино слиться.
И где же она, что соберёт вереницу,
даст маски актёрам? Людям – лица?
Музыка скажет, о чём слово молчит,
слово опишет, о чём скрипка кричит.
Но может ли нота словом стать,
и подойдёт ли слову нотный стан?
Дружба музыки и слов,
смерти каменный заслон
раздирает до основ,
а на деле – это сон.
Она.
Невыразимое выразит.
Она.
Невыносимое вынесет.
Она.
Сочетание нот и смысла.
Она.
Полёт стиха ею выстлан.
Мне надо сказать тебе
Мне надо сказать тебе
Но…
Мои слова больны:
у них сердечная недостаточность.
Предложения отдыхают,
разбив лагерь палаточный.
Текст надо мной смеётся:
у него смех припадочный.
Смысл спорит и угрожает
доводом палочным.
Бунт выразительных средств
вешает нос.
Курс метафор низок:
на них падает спрос.
Рифмы сбросились вниз,
став асфальтом.
Знаки препинания стали
кусками с Мальты.
Всё стихосложение —
боль, тихое жжение
твоего луча, целующего линзу.
Твои глаза выжигают огонь
на бересте новых смыслов.
Но его записать и оставить
никак нельзя,
ибо знак не выражает
суть тебя.
Что я скажу иероглифом,
что в любви признаётся?
Ничего,
ибо любовь
только в молчании слов познаётся.
Три слова. И две вечных части
На твоё письмо ответ – молчание.
Ведь слова обнажают чаяние,
что скрыто должно быть внутри,
где и живут желанных слова три.
Я не имею к ним причастности:
слова – в любви всего лишь частности.
К чему они, когда на части
меня разрывает счастье?
Не я пишу, а мысли дышат,
в стихах дыхание услышит
тот, кто, поднимаясь выше,
не требует чего-то свыше.
Наивность. Простота. Молчание.
И счастье. Три слова.
И постоянное участие.
Сложность есть
