и Святой Пустоши, приношу присягу верности принцу Ричарду и клянусь соблюдать его интересы, как и свои! Да покарает меня Господь, если я нарушу свое слово, да буду я окружен всеобщим презрением!
– Прекрасно сказано, граф, – обронил я милостиво, – ваши слова говорят о вас как о человеке чести и благородства. Да будут они примером для остальных жителей герцогства! Со своей стороны клянусь защищать и охранять ваши права, как свои собственные, да будет Господь тому свидетель.
Он поцеловал мне руку с перстнем и вернулся к ламбертинским лордам, а они выходили один за другим и повторяли с незначительными вариациями сказанное лордом Чарльзом.
Я наблюдал внимательно: большинство приносят присягу искренне, все-таки герцог запятнал себя недостойным обращением с леди Ротильдой, но это бы простили, если бы принесло успех, однако низложенная королева проявила редкое упрямство, а этот сэр Ричард, хоть и находится за двумя королевствами, внезапно ощутил себя слишком оскорбленным, чтобы стерпеть такое обращение даже с временной супругой.
Но последнее, что отвратило лордов от герцога, это его неумелые переговоры со мной, а потом постыдное бегство. Почти все сочли, что это освобождает их от клятвы верности, а раз так, то имеют полное право принести ее мне, более могущественному и удачливому, а теперь еще и получившему из рук архиепископа корону принца.
Да еще как получившему! Думаю, слух о таком жесте будет передаваться по герцогству от рыцаря к рыцарю и даже проникнет в простой народ, и каждый поймет, что с таким правителем и они будут сытыми и богатыми, а кто пойдет против – быстро лишится головы…
Отец Дитрих совершал миропомазание, мощно запахло елеем. Донеслись мощные удары в колокол, тут же по всему городу подхватили другие, помельче, а потом зазвонили и за его стенами, оповещая о великом событии: отныне герцогство повышается в ранге, а еще обещано, что станет вообще королевством.
В зале прогремели фанфары, а еще резко и торжественно с какого-то перепугу простучали военные барабаны и отгрохали свое литавры.
Сэр Ульрих наклонился к моему уху.
– Ваше высочество, – сказал он и быстро облизнулся, – сейчас на площади начинается гулянье. Народ угощают жареными быками, начиненными курами и утками!.. А сэр Альбрехт разбрасывает горстями серебряные монеты в толпу.
– Хотите сбегать? – спросил я шепотом.
– Хочу, – сообщил он. – Но не пойду. Вдруг тут дадут больше?
Я одарил его недовольным взором, поднялся. Сэр Палант подал на золотом подносе малую корону.
Уже будучи принцем, я сам совершил предусмотренный законом упрощенный до предела обряд над эльфийкой, попросту надев на нее корону поменьше и велев взглядом сидеть и не пикать.
Все ждали, глядя на меня неотрывно, а я произнес громко и властно, как диктуют принявшие на себя полномочия:
– Сэр Палант, подайте сюда мою хартию!
Он протянул
