ше бы та заплакала, а то, похоже, она от ужаса даже пошевелиться не может, не то, что рот раскрыть. Забилась в угол и вцепилась в ребенка так, что даже пальцы побелели
– Майя. Майя! Успокойся, прошу тебя! Пока еще ничего не случилось, никого не убили.
Так, об этом она, кажется, зря упомянула. Сейчас девчонка и вовсе в обморок грохнется. Субтильная и тоненькая до замужества с Антоном, после тяжелых родов она и вовсе стала прозрачной. Димке уже пять месяцев, а эта бедолага все никак не оправится. Дунь – и упадет.
– Майечка, детка, – голос Антонины стал мягким, обволакивающим, – послушай, у нас не так много времени. Прошу тебя, положи Димочку в кроватку, помоги мне собраться.
Слова достигали сознания невестки с явным трудом. Может, слишком сложно? Ладно, попробуем по одному действию за раз.
– Майечка, они ушли, больше не придут, все в порядке.
От напоминания о недавнем визите, та только сильнее вцепилась в ребенка. Ох ты, Господи!
– Майя, вставай.
О! Так лучше! Подействовало. Антонина помогла невестке подняться и добраться до детской кроватки.
– Положи Димку, пускай поспит. Вот так. Молодец.
Усадив, наконец-то, молодую женщину за стол, она метнулась к аптечке. Сердечное? Успокоительное? А, к черту! Схватила бутылку сливовки и щедро плеснула в чашку. Может, хоть это приведет ее в чувство? Дождавшись, пока щеки Майи чуть порозовели, а глаза стали более осмысленными – из них уже не плескал через край давешний ужас – Антонина принялась втолковывать:
– На улице мы не останемся, об этом и речи не идет. В городе полно пустующих домов, надо только выбрать подходящий. Этим я сейчас и займусь. Подыщу небольшой деревянный домик на окраине. Тройная выгода: оттуда нас точно никто не выселит – раз, там абсолютно нечего бомбить – это два, и самое главное – огород! Что теперь будет с продуктами – совершенно не ясно, так что лучше иметь собственное хозяйство.
Невестка явно оживала – во всяком случае, уже согласно кивала. Воспользовавшись достигнутым успехом, Антонина принялась деловито отдавать указания:
– Я пойду, а ты начинай собирать вещи. Документы, деньги, ваши кольца, мамины сережки – бери все, что имеет хоть какую-нибудь ценность. Детское. Зимние вещи – обязательно, кто знает, как дело пойдет. Упаковывай в узлы, смотри, чтобы мы их с тобой могли донести – все-таки далековато. Посуду, белье – в последнюю очередь. Думаю, люди покидали город в такой спешке, что это добро с собой не увозили – найдем и на месте. Все поняла?
– Все.
Ну, слава Богу! Раз голос прорезался, значит, действительно ачуняла1.
Антонина накинула темный платок и выскользнула за дверь. Надо торопиться – эти гады дали на выселение двадцать четыре часа. Вроде немало. Только вот большая часть из отпущенного времени приходится на ночь! Еще не хватало по темноте ходить – искать дополнительной беды на свои головы. Она быстро шагала по деревянному тротуару, пытаясь успокоить теперь уже саму себя. Ничего. Не может быть, чтобы это надолго. Наши просто растерялись от такого вероломства. Неделя-другая – и они придут в себя, погонят этих прочь. Надо только перетерпеть. И – выжить! Сейчас это самое главное – найти укромную нору, забиться, затаиться. «Запастись едой! – сделала она себе зарубку в памяти, – сменять на муку, крупу все, что только получится!». А ведь как хорошо год начинался! Димка родился! Майка, конечно, девчонка совсем – едва девятнадцать стукнуло, так ведь и Антон не старик, всего двадцать два. Наоборот, хорошо – успеют побольше детишек нарожать! И где Антошка сейчас? Как в первый же день на призывной пункт ушел, так больше и не видели. Нет, не думать об этом!
Кирпичные дома сменились деревянными, и она принялась заглядывать в палисадники, стараясь по внешнему виду двора определить, покинули хозяева это жилище или нет. Некоторые дома выглядели обитаемыми – тут тяжело свисает с веревок только что выстиранное белье. Вдоль соседнего забора вышагивают озабоченные куры. На другом крыльце, рядом с мисочкой, старательно вылизывает заднюю лапу кошка. А что ей? Не умываться что ли, раз война началась?
Другая часть хат – большая – была явно оставлена. Антонина озирала свидетельства той спешки, с которой люди покидали свое жилье. Распахнутые и мерно стукающиеся о стену дома двери. Одинокий – видимо, выроненный из тюка да незамеченный в суете – башмак. Занавеска, выдернутая ветром из окна и зацепившаяся ажурным краем за кровлю, так и висит безвольно, и некому ее отцепить. Антонина поеживалась – заходить в такие хаты не хотелось, смотришь – и тоска смертная охватывает. Мимо побыстрее б пройти, а не то что жить там!
Антонина свернула в следующий переулок, неожиданно оказавшийся коротеньким тупичком – противоположный его конец перекрывал высокий крепкий забор. Привстав
