style="font-size:15px;"> Лукерья поджала губы, задумалась и перевела разговор на другое.
– Глянь на себя-то: княжья дочь, – сказала она на этот раз с укором, – а ходишь в поношенном! Разве такие наряды княжьей дочери положено носить?
Настасья насупилась:
– В чём привыкла ходить, в том и хожу. Для кого рядиться-то?
– Как для кого? Тебе жениха достойного искать надобно – кто тебя такую замуж возьмёт?
– А тот и возьмёт, кто по-настоящему полюбит!
– «Полюбит»! Слыхали вы её? Вон на Дуньку нашу глянь. У неё, помнится, тоже любовь была. Была, да вся вышла – теперь вон одна с дитём мыкается. А ведь за неё тогда купец Курицын сватался.
– Курицын твой старый и толстый, а ещё жадный без меры! – проворчала Настасья. – Чем за такого идти, лучше уж в бега податься.
– Ну вот и добегалась дура – теперь локти кусает.
Дуняша – одна из сенных девок князя Тихона, справная, рослая, с милым округлым лицом и пухлыми губами – год назад приглянулась богатому соседу князя Тихона Ивану Курицыну. Тот, не посмотрев, что девка сирота, даже сватов прислал. Дуняша, прознав про то, спуталась с каким-то заезжим скоморохом и, не дожидаясь свадьбы, сбежала. Спустя полгода вернулась уже брюхатая, говорила, что полюбовник её в бане угорел до смерти. Теперь Дуняша одна растила крепенького мальчишку и часто говаривала, что о содеянном не жалеет. Правда, Настасья пару раз слышала по ночам, как Дуняша плачет у себя в закутке. О чём она плакала – убивалась ли о смерти любимого или жалела, что за купца не пошла, – того Настасья не знала, а спросить стеснялась. Курицын с той поры на Дуняшку больше и смотреть не хотел, хотя на княжий двор частенько захаживал.
– Жили мы и раньше небогато, проживём и теперь, – отогнав сомнения, сказала Настасья. – Получается, для того, чтобы мы все тут медовые пряники ели да в бархате ходили, мне одной страдать? Не хочу ради такого за старого хрыча замуж идти!
– Не за хрыча, а за царя! То царь, понимаешь? Будешь за ним как за стеной, будут у тебя и наряды, и кушанья сладкие, власть будет, а коли так, глядишь – и мы все, холопы ваши верные, заживём по-другому. Ужель совсем не хочешь царицей быть?
– Не хочу! Не хочу и не буду! – упрямо твердила Настасья. – Замуж лишь по любви пойду, вот и весь сказ, а силком поведут – так сбегу!.. Не сейчас, так по дороге!
– И куда ж ты, матушка, сбежишь? – скривила лицо Лукерья.
– А я в деревеньке какой-нибудь поселюсь, работницей наймусь. Я и корову доить могу, и кудель плести – никакой работы не боюсь…
– Вот и плохо это. – Лукерья подсела к Настасье и обняла её за плечи. – Ты же дочь княжья, а не девка сенная! Батюшка твой хоть и беден, но при нём живётся тебе спокойно. Сейчас столько людишек лихих шастает, что не сосчитать!
Настасья насупилась.
– Не боюсь я никого! Сумею уж как-нибудь за себя постоять. Сказала
