прошептал я, чтобы Шелестова посмотрела, увидела и поняла.
Я еще раз огляделся. Ничего подозрительного
И это самое подозрительное, черт побери!
Так, и что нам теперь делать? Не стоять же столбами. Я поманил Шелестову, и мы бочком-бочком двинулись к группе валунов, по прихоти природы и непогоды спаявшихся в нечто напоминающее пирамиду. Когда укрылись, я спросил:
– Видела?
Мила кивнула:
– Куртка.
– Идеи какие-нибудь есть?
– Нет.
– И у меня нет. А раз так, пойду на «Золушку».
– Не ходи.
– А что, есть выбор? Там еда, там вода. А ты, Мил, если что…
– Если что – что?
– Бери ноги в руки и дуй отсюда. Заройся в норку, как те дерьмосборщики, ну, помнишь, Петька рассказывал?
– Помню.
– Заройся и жди, куда кривая вывезет. А я пошел. В случае моего невозвращения прошу считать меня демократом.
Шутка получилась так себе, убогонькая. Такие каламбуры только после четвертой полной на ура идут, но других острот у меня в данный момент не было. Поюморить же следовало, чтобы приспустить градус, а то напряжение такое, что того и гляди заискрим, что я, что Мила.
Я высунулся из-за «пирамиды». Вроде тихо. Так чего тянуть?
Я шел не спеша, беззаботно помахивая черенком от лопаты. Если за мной кто-нибудь наблюдает, пусть видит, что я спокоен, как утопленник. Тьфу ты, нашел сравнение. Слишком уместное, чтобы использовать походя.
Волны жадно коснулись сапог. Ага, стоп. Я же в спортивном костюме. Пока доберусь до «Золушки», снова буду мокрым, как мышь. И тут вырисовываются целых три варианта. Первый: наплевать. Второй: наплевать с прибором. Третий: снять штаны. Я выбрал вариант №3. Раздеваясь, подумал о Миле, втянул живот и расправил плечи.
Вода была не то, что холодной, но освежающей. Меня ощутимо поколачивало, и я сцепил зубы. А может, это не от холода, а от страха.
Говорят – читал где-то, – что когда в тебя целятся, ты способен это почувствовать, надо только соответствующим образом настроиться и «поймать» чужой враждебный взгляд. Вот бы знать, как настраиваться надо, я бы попробовал.
Я наступил на что-то скользкое, раскорячился и по пояс ушел в воду. Под ногами были блестящие банки с консервами. Очевидно, без пробоины все же не обошлось, и теперь «Золушка» делилась с Атлантикой своими припасами.
Забраться на борт оказалось даже проще, чем утром.
Кокпит был пуст, двери в каюту открыты, а я их и не закрывал…
Крен корпуса был так велик, что в каюту я спускался не столько по трапу, сколько по ограждающей его стенке.
Воды в каюте стало больше, но больше стало и света. Солнечные лучи пронзали иллюминаторы, выставляя напоказ кавардак, царящий под палубой.
Одной из составляющих этого кавардака был человек, ничком лежащий на койке. Рука человека
