нет… хотя шут его разберет, если честно. Ладно, лечи мужика своего, я потом еще звякну.
Попрощавшись, Ворон положил трубку, а Марина, вернув свою обратно в сейф, мрачно задумалась. Все валилось в одну кучу, и эта куча разрасталась со страшной скоростью, это было совершенно некстати. Ехать в Россию без поддержки Хохла она не хотела – все-таки, как ни крути, а Женька в случае чего мог подстраховать и дать дельный совет, а то и вовсе наплевать на все условности и устроить незамысловатую резню. Не то чтобы ей это было нужно, но и гарантии тоже не мешали бы. А в Сибири вообще нечего делать одной – она там никого практически и не знала даже «при жизни». Зато у Женьки там имелась довольно крепкая и всегда полезная и эффективная зацепка – старый Митрич, которому когда-то очень давно совсем тогда еще молодой Хохол спас в лагере жизнь. Такие вещи помнятся долго, и срока оплаты у подобных долгов не существует. Но это можно было решить и телефонным звонком. Главное – уговорить Хохла сделать его, звонок этот. Хотя, поскольку дело касалось Мышки, Марина могла быть почти стопроцентно уверена в результате. Но вот что делать с Вороном? Во время последнего визита в родной город Марина там здорово начудила, даже успела побывать в отделении милиции, и только Мишкино вмешательство позволило ей выйти сухой из воды и никем не опознанной. Хохол, вовремя сообразивший, что в картотеке наверняка хранятся отпечатки ее пальцев, забил тревогу, и Ворон помог ему разрулить ситуацию быстро и непробиваемо – упросил своего человека откатать вместо Марининых отпечатки какой-то задержанной проститутки. Коваль была очень благодарна и мужу, и Ворону за то, что они провернули. Мысль об отпечатках посетила ее только в тот момент, когда ее уже везли в ИВС. В душе она, конечно, надеялась на русский авось и на то, что по прошествии времени отпечатки считавшейся мертвой Наковальни просто исчезли из архива. Но ведь никогда нельзя быть уверенной…
Марина знала также, что Хохол вряд ли обрадуется новости о предстоящей поездке в N. Он всегда был категорически против этих визитов, орал, бесновался и даже пару раз оставлял на белоснежной коже Марины огромные синяки и кровоподтеки, но поделать ничего не мог. Непокорная супруга все равно срывалась и улетала.
«Ничего, про Ворона не скажу, а про Машку – даже нужно, может, Женька еще и посоветует что-то дельное», – решила она.
Болезнь Хохла надолго лишила ее свободного времени, и тому же Стивену она могла уделять лишь пару часов в неделю, оставив Грега с Сарой и сославшись на срочные дела в офисе. Все же остальное время Марина проводила рядом с мужем, чему тот был несказанно рад. Стивен же постоянно требовал внимания, и это Марину злило ужасно – она не любила быть зависимой от чьих-то капризов и потакать любовнику не собиралась, жестко пресекая все его попытки настоять на встрече, если ей вдруг этого не хотелось. И все чаще она ловила себя на том, что вздыхает с облегчением, в очередной раз отказав ему. «Это, скорее всего, начало конца, – думала Марина. – Может, оно даже к лучшему – раз уж мне настолько в тягость стало видеть его и ложиться с ним в постель. К чему мучить себя?» О чувствах Стивена она, разумеется,
