передать ему ваше письмо».
Бабушка, все эти годы жившая уверенностью, что ее муж погиб вместе со своей «эской», решила, что органы просто решили прощупать бывшую зэчку перед намечавшейся поездкой в Польшу на конференцию.
«И я этого Петра Петровича, или как он там представился, – рассказывала она со смехом в уже перестроечные годы, когда страх несколько отпустил, – попросила тогда об одной услуге. Присвойте, говорю, моей квартире нормальный номер. Ведь когда мне из-за границы послание придет, нехорошо получится, если его в жилконторовский ящик кинут. Придется сантехников к секретной операции подключать. Петр Петрович обещал помочь, и так меня сделали обладательницей мелового номера. Вы представляете, даже это могущественное ведомство, от которого тряслась вся страна, не смогло устроить мне нормальную цифру! Полный бардак. Не удивительно, что все развалилось».
Как бабушка и предполагала, переписка так и не наладилась, хотя она и передала куратору два письма, заполненных банальностями. В Польшу ее не пустили, вероятно, расшифровав строки «у нас дома все по-прежнему» как признак неблагонадежности, но девятка мелом осталась. Периодически ее даже подновляли жилконторовские, в генетической памяти которых осело, что эта цифра связана с делом государственной важности, за которым стоит страшный Литейный.
– А, иностранец, приехал все же. Ну, как тебе наша немытая Россия? – в голосе бабушки слышалась все та же немного высокомерная ирония, с которой она общалась с единственной дочерью и которую в последние годы перенесла на внука.
Из глубины квартиры доносился вечный Паваротти. Бабушка, ярая поклонница оперы, «сидела на патефонной игле», как сама признавалась – «добирала красоту за серые лагерные годы». На столе в гостиной лежал апрельский журнал «Дайвер», развернутый на странице с рассказом о подводном публичном доме в Шарм-эль-Шейхе и соответствующими фотографиями: красотка в акваланге призывно машет ручкой с резиновой кровати, якоря на растяжках крепят ложе к песчаному дну. Девушка прижата к кровати тяжелым водолазным поясом. Второй снимок запечатлел клиента заведения – тоже в снаряжении – который протягивает кредитную карточку толстой бандерше, восседающей верхом на каменном сфинксе. Хозяйка удерживается на месте благодаря широким резинкам пояса от колготок, концы которых, снабженные карабинчиками, крепятся к торчащим из тела сфинкса кольцам.
– Литератор, нечего сказать, – бабка брезгливо ткнула пальцем в журнал. – Дед твой стихи писал, а ты – это вот… Мать сказала, выгнали тебя за твое творчество из буржуинии.
– Выгнали, – покорно признал Юра. Во внутреннем кармане куртки лежала рецензия Министерства внутренних дел Египта на его статью, выполненная в виде красного штампа с надписью на английском о запрете въезда в страну. – Слишком они там серьезные, шуток не понимают. Тут же написано:
