тема плодородия, богатства, изобилия у тувинцев тесно связывалась с тем, что питает человека – со скотом, что его окружает, делает благополучным – большая семья, т. е. дети и родственники.
Благопожелания звучали так:
…Скота пусть имеет столько,
что на стоянке не уместится!
Ягнят, козлят пусть имеет столько,
что в аале не уместится!
Полную юрту детей пусть имеет!
пусть надои молока будут большими!
<…>
Долгожителем пусть будет!
Большое счастье пусть ему будет!
До седых волос пусть живет,
Белобородым, седоголовым
пусть будет!
Чтобы родня была из пяти районов,
Скот чтобы был пяти видов…40
Тувинцы не делили свое окружение, разумеется, на мир природы и мир людей. Поэтому представления о духах, о божествах требовали соотносить свою жизнедеятельность с их границами и правилами. Фольклористы насчитали, по материалам мифов, преданий тувинцев, до тридцати трех слоев Неба, где жили небожители (азар-лар, азар-курбустулар), владельцы душ (кут) людей и скота. На Земле живут добрые и злые природные духи (ээзи), а в Подземном мире, в восемнадцати владениях ада обитает Эрлик со своими слугами41.
Важное место занимали представления тувинцев о своем происхождении и родственных связях:
Большая степь тому принадлежит,
чей конь по ковылям ее бежит.
А человек – навек привязан он
к земле и роду, коими рожден42.
Традиции многодетности тувинцев позволяли иметь обширные родственные связи членов семей между собой. Это отражалось и в большом количестве терминов родства, свойства у тувинцев. Специально посвятившая этой теме диссертацию филолог Л. С. Кара-оол писала, что данная терминология в тувинском языке весьма разнообразна и к тому же имеет диалектные различия43.
Тувинцы воспевали эту множественность:
Старшей родни у меня —
Словно полыни в степи,
Младшей родни у меня —
Словно травы у реки!44
Большая семья была не просто предметом гордости, но и имела большой практический хозяйственный смысл, так как обеспечивала коллективные усилия по добыче пропитания, поддержанию хозяйства, была гарантом взаимопомощи. Ф. Я. Кон описывал обычай «уджа» у тувинцев. По его мнению, этот обычай «отвечает русскому: “чур пополам”. Но в то время, как это у сибиряков употреблялось как предохранительное средство: “чур найдено – не делено”, после чего “зачуривший” имеет право владеть нераздельно найденным, у сойотов во время моей экспедиции этот уже начинавший исчезать обычай “уджа” применялся ко всему тому, где главную роль играл не труд, а случай, удача. <…> “Уджа”, обращенное к охотнику, скрадывавшему или подкарауливавшему зверя, значило: “поделись со мной правом на участие в охоте”. Отказа в этом быть не могло»45. Автор заключил, что это остатки «первобытной коммуны»46.
В фольклоре тувинцев также есть
Там же. С. 45–46.
Тувинская народная поэзия XIX века. Из фольклорного собрания Н. Ф. Катанова / Переводы и переложения А. Преловского. М.: Новый ключ, 2002. С. 31.
Тувинская народная поэзия XIX века. С. 44.
Там же. С. 407.
