все это уже не имеет никакого значения.
– Как ты не побоялась, Сэлли? Надеюсь, ты не…
– Беременна? О, нет! Не беспокойся, со мной все в полном порядке! – Рот ее скривился в циничной улыбке. И тут Сэлли не выдержала и разрыдалась навзрыд, уткнувшись лицом в плечо Моны.
– Мона! Я его так любила! А он… он был очень настойчив. Я боялась потерять его и уступила, – всхлипывала она. – И вот потеряла все. Боже, что же мне делать! – внезапно Сэлли оторвала лицо от плеча Моны, и оно исказилось в гримасе бешенства. – Я ненавижу его! Ненавижу! – Но уже в следующее мгновение она обмякла и беспомощно добавила: – Но я люблю его. Я все еще его люблю!
Мона провозилась с подругой весь вечер. Она сидела рядом с Сэлли, время от времени протирая ей виски одеколоном, смачивая разгоряченный лоб водой и отирая беспрестанно льющиеся слезы. Наконец измученная Сэлли забылась тяжелым сном. Мона бесшумно поднялась с кровати и глянула на спящую девушку. Маленькая трогательная фигурка, заплаканное, как у ребенка, лицо, покрасневшие от слез веки. Пару раз Сэлли еще громко всхлипнула во сне, а потом дыхание стало ровным и спокойным. Мона увидела, как на ее лице снова появились краски, пугающая бледность исчезла, губы порозовели, щеки зарделись румянцем. Жизнь вернулась. Внезапно Мона почувствовала страшную усталость. Ей показалось, что за эти несколько часов, проведенных возле Сэлли, она превратилась в старуху.
Мона на цыпочках прошла из спальни в будуар. Стоя возле окна, она задумчиво разглядывала кроны деревьев. Не то, чтобы ее потрясло признание Сэлли. Нет! Она смотрела на все случившееся словно с высоты нескольких поколений, вполне представляя себе все изъяны и слабости человеческой натуры. Но ей было невыразимо жаль юность Сэлли, ее чистоту, попранную так грубо и безжалостно, а главное, так равнодушно, походя, между прочим. И чего стоят все эти высокие рассуждения о морали, религии, условностях и прочее? Как ни пытается бессмертная человеческая душа вырваться из животных оков, приблизиться к своей божественной сущности и слиться с нею, а ее снова и снова швыряет с этих высот на землю, и с каждым новым падением мы чувствуем, как слабеет наша человеческая плоть и как угасает наш дух.
Ах, Чарльз, Чарльз! Он, наверное, забыл, о чем сказано в Евангелии: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской».
Сэлли, доверчивое, невинное дитя! Важно не то, что с ней случилось. Главное, Чарльз растоптал ее идеалы, разрушил все ее детские фантазии, и нет больше сказочных замков, о которых она грезила в своих золотых снах. Время все лечит, это правда. Молодость возьмет свое, душевные раны затянутся, чувство униженности забудется. Но шрамы на сердце останутся навсегда, напоминая о том страшном испытании, через которое ей пришлось пройти. И уже никогда больше не расцветут в ее душе цветы надежды на новое счастье. Потому что тот единственный, ради которого она берегла все сокровища своей души и
