И чем дольше продлится ее сон, тем лучше.
Да, жизнь без любви – не-жизнь. Без нее весь мир – клетка. Потому что это не Бог, не дьявол, а сила самой жизни то защищает и укрывает нас, то бесстрастно втаптывает в землю. Жизнь, разумеется, заинтересована в своем продолжении. И, если хотите, в действительности любовь – это встроенный в подкорку биологический механизм одурманивания себя, который имеет единственную цель: продолжение рода-племени человеческого.
Но когда мы излечиваемся от любви к жизни, мы начинаем любить смерть.
Ольга пакует два чемодана: большой и очень большой. Раз в два года совкубинкам разрешается съездить домой; те месяцы, что моя землячка проведет в нашем родном городе, я буду сторожем ее квартиры на втором этаже нового здания в Абель Сантамария – вот и нашла себе работу, доходяга! В большом чемодане – вещи Ольги и подарки родным, моя хозяйка плюхается на него с размаху своими сорока пятью кэгэ (в тридцать восемь-то лет), – уф, еле закрыла. Собираюсь произвести аналогичный трюк с другим чемоданом, но дикий, нечеловеческий визг Ольги опережает меня:
– Не сади-и-и-ись!!!
Тьфу, тьфу, тьфу, ну разве так можно, до инфаркта доведешь! Что у тебя там – взрывчатка? Листовки кубинского Сопротивления? Ольга приподнимает крышку: чрево чемодана доверху заполнено ярко-красными коробочками – сотнями коробочек. Осторожно (черт его знает, что там) беру одну в руки; незамысловатая надпись игриво сообщает: “CONDOM”.
– Ну что еще из этой долбаной страны на продажу повезешь?
Ольга аккуратно закрывает чемодан, затягивает на нем ремни.
– Утром была в университете, – сообщает она. – У нас на подготовительном факультете забастовка: студенты выбрасывают из окон сумки, учебники. Потому что подфак, где они уже год проходят усиленный курс русского языка, – за-кры-ва-ется! Да, да! Кубинцы не поедут больше учиться в СССР.
Вот это новость! Значит, мы – последние ласточки, залетевшие в этот жаркий край! Больше яркие мулаты не будут привозить из Беларуси глупышек-невест!
– Неужели Кубе больше не нужны специалисты?
– Еще как нужны. Но здешнее руководство боится промывки мозгов. И не без причины: те, кто побывал да хотя бы у нас в Минске, начинают думать по-другому. На факультет сегодня явилась дама из министерства образования: мол, в СССР вам грозит опасность, там бастуют, стреляют. Поднялся один из ребят-интернационалистов, мы их жалеем, тянем, даже если туповаты, чтоб в Союзе подкормить, – встал и говорит: «А когда вы нас в Анголу посылали, вы не говорили об опасности. Я ничего не боюсь, я спал под пулями, трупы друзей в Гавану отправлял».
…Отшумел, отшелестел ливень, и свет в Абель Сантамария погас: еще одна загадка де-ла революсьон. Горы Сьерра-Маэстра на горизонте кажутся пейзажем импрессиониста; во влажной дымке мерцают отдаленные огни Сантьяго. Бронзовый Дон-Кихот держит на острие копья уже целый стеариновый
