потом долго и пристально смотрел на сдавшегося диверсанта.
– Ты, конечно, молодец, – сказал он. – Но, сам понимаешь, я тебя в камеру посадить должен. Порядок такой.
– Положено, так сажай, – согласился Вовченко. – Только не с этой гнидой.
– Найдем местечко, – с видимым облегчением сказал начальник милиции. – В город я уже позвонил. Выпить хочешь? У меня дома самогонка есть…
– Нет, – отказался Вовченко. – Пить я не буду, а вот пожрать бы не мешало.
– Ну, это мы сообразим, – радостно сказал начальник милиции. – Это мы сделаем.
– Крути дырку, начальник, – Вовченко тоже улыбнулся. – Точно орденок получишь.
Оказавшись в камере, он лег на жесткую шконку и впервые за три последних дня почувствовал себя спокойно. Думать о чем-либо не хотелось: прошлое было ясным, а будущее неопределенным. Только сволочь-лампочка тускло светила под высоким потолком и не давала уснуть и увидеть ласковые довоенные сны.
Малыш на зеленом лугу
Лев Кривошеенко, известный волгоградский поэт, в войну был ребенком.
Он жил в деревне по ту сторону Волги, и война доносилась сюда раскатами разрывов и зарницами далеких пожарищ. И еще она обозначала себя голодом и всеобщим неустройством.
Однажды утром на выгон близ деревни сели два самолета.
Маленький Лева побежал к летчикам с кастрюлькой холодной воды – вдруг летчики устали и хотят пить.
Двое уверенных в себе пилотов стояли у одного из самолетов и мочились под крыло.
– Дяденьки, может, вы пить хотите? – спросил Лева.
Летчики странно посмотрели на него, потом один из них взял у малыша кастрюльку и сделал несколько глотков. Засмеялся и передал кастрюльку товарищу.
Лева с жадным любопытством смотрел на самолеты. Они были похожи на стремительных речных стрекоз, готовых в любое мгновение сорваться в полет. Только вот на крыльях у них… Вместо звезд на крыльях самолетов были кресты.
«Немцы!» – подумал мальчишка.
Страха не было, было лишь жгучее любопытство, ведь никогда раньше он не видел живых немцев.
Второй летчик что-то гортанно сказал товарищу, вылил воду из кастрюльки на голову малышу и ногой отфутболил кастрюльку в поле.
Немцы засмеялись.
Неторопливо они забрались в свои машины, засверкали окружья вращающихся винтов, и самолеты гибкими летними стрекозами унеслись в синеву небес, оставив на зеленой траве плачущего ребенка.
Если хотите, в этой истории вся квинтэссенция фашизма: нагадить на чужой луг, напиться воды из чужого колодца и обидеть ребенка, который не в силах себя защитить.
Похоронная команда
Были такие в составе войск.
Подбирали туда мужиков, уже поживших на белом свете, не за глаза знающих, что такое смерть. И крепких, – чтобы лопатой могли работать, труп до машины или телеги донести, и самому равновесия души не потерять. И занимались они тем, что собирали
