Это за всю кровь, что Савинков пролил в двадцатые! Рядом с поздним Савинковым Азеф чувствовал себя невинным агнцем, к горлу которого ошибочно приставили нож. Слухи о смерти Савинкова в коммунистических застенках не смогла успокоить Евно, ведь он хорошо знал, как быть мертвым, оставаясь в живых.
– Вы думаете, что он покончил жизнь самоубийством? – спросил Азеф, почти машинально расписываясь в местах, указываемых гестаповцем и умышленно не называя фамилии своего бывшего товарища. Верх взяла привычка, которую он так и не одолел за всю свою вторую по-немецки пунктуальную жизнь.
– Почему думаю? Я знаю, – гестаповец встал, открыл сейф и спрятал туда подписку Азефа. – Это хорошо, что ты взял себе все тот же псевдоним. Раскин – это очень хорошо! Почти как русский! Виноградов было бы еще лучше. А насчет Бориса Викторовича, – у гестаповца получалось «Виктарровитша», – так мне всю его одиссею надзиратель внутренней тюрьмы НКВД, где он сидел, рассказывал. Я стажировался в России. Мы были, – следователь нетерпеливо пощелкал пальцами, – союзниками. Так вот, Савинков прыгнул из окна, когда понял, что Россия в его услугах не нуждается и что из тюрьмы он выйдет на свободу только стариком, не способным ни на что. Как он писал? «Глухо стукнет земля. Сомкнется желтая глина. И не станет того господина, который называл себя я»… А ты этого не знал?
– Не знал, – скупо уронил Азеф.
Он действительно этого не знал.
– И ты никого не видел из своих старых товарищей? – с некоторым любопытством сказал молодой гестаповец. – С того самого момента, как в апреле 1918 года симулировал свою смерть от почечной болезни в берлинской окружной больнице?
Полупустой кабинет его напоминал больничную палату. Собственно, таковой он и был – здесь лечили от жизни.
– Не видел, – молодой немец стал вдруг раздражать Азефа. Теперь, когда животный ужас, вызванный расстрелом евреев из берлинского транспорта, несколько отпустил его, когда кровь перестала кипеть бесполезным адреналином, Евно обрел способность к некоторому самоанализу. Кровь еще кипела, но мышцы уже тряслись, подавая спинному мозгу сигналы о невыполненной работе. За напряжением пришла слабость. Она деловито ощупывала тело Азефа, словно хотела убедиться, не пора ли душе оставить это непрочное и усталое тело.
Азеф исподлобья посмотрел на немца.
– Я не знаю, в каком вы звании и как вас зовут, но мне хотелось бы знать, зачем вам понадобился готовящийся к смерти старый иудей?
– О, jude! – гестаповец засмеялся и погрозил Азефу пальцем. – Самокритично, господин Азеф! Очень самокритично! О твоей полезности рейху мы поговорим несколько позже, сейчас я хотел бы представиться, ведь ты должен знать, на кого будешь работать. Я штурмфюрер СС Генрих фон Пиллад.
ГЕНРИХ ФОН ПИЛЛАД, 1906 года рождения, немец, окончил в 1933 году Берлинский университет, по специальности юрист. Член НСДАП с 1932 года, участник
