style="font-size:15px;"> – Не понял? – Лютиков резал лимон. – Что значит из-за спортивной формы? Я не въезжаю.
Спирин беззаботно махнул рукой.
– Чего там рассказывать, – сказал он. – Пришли с Карасем в издательство. Там художественным редактором Лариса Титовна, помнишь ее? И вот Лариса Титовна мне и говорит:
– Ах, Ваня, Ваня, что же вы это, Ваня, написали? Ведь так не пишут!
Глянул я и говорю: это почему же, Лариса Титовна, классику нашему Алексею Максимовичу Горькому слово «пингвин» с ударением на первом слоге можно писать, а Ване Спирину «сокол» с ударением на втором слоге – нельзя? Вам, Лариса Титовна, только волю дай, вы бы и Пушкина править стали.
А Лариса Титовна свое гнет: так нельзя, Ваня, так нельзя!
Ну и взыграло во мне. Я ей и говорю, а вот на спор, Лариса Титовна, хотите, перекувыркнусь и тем докажу, что можно? Ну и перекувыркнулся!
Несколько ошалевший от его рассказа Лютиков пожал плечами.
– Я тебя спрашиваю, как ты сюда попал, а ты мне побаски про редактора травишь!
Иван Спирин мрачно засмеялся.
– Да говорю тебе – из-за плохой спортивной формы! Кувырнуться-то я кувыркнулся, только неудачно, головой о ее письменный стол и ударился. Ларису Титовну в больницу с нервным расстройством, Кольку Карасева в травмпункт, а меня – в морг. Вот такие дела, Вова!
Закончив рассказ, Спирин поднял стакан.
– Ну, вздрогнем, Вова, – сказал он, торопливыми глотками выпил содержимое своего стакана и сдавленно добавил: – Не думал я, что здесь такая благодать!
– Погоди, погоди, – продолжал расспросы Лютиков. – А Кольку в травмпункт зачем повезли?
Спирин пососал ломтик лимона.
– Вот зануда, – сказал он. – Кольке я ногой в челюсть заехал, когда кувыркнулся неудачно. Он и на кладбище с шиной был, все вмазывают, а он и рта открыть не может! Будь я живым, два дня бы ржал!
Они посидели немного.
– Про меня что-нибудь говорили? – поинтересовался Лютиков.
– А как же? – удивился Спирин. – Два дня только о тебе и разговоров было. Вдова твоя на поминках водку левую выставила, да и гуляш неудачным получился. Мне-то ничего, у меня желудок железный, а вот Татьяна с Екатериной маялись. Сам прикинь, что они могли в твой адрес сказать!
– Я-то здесь при чем? – криво усмехнулся Лютиков. – Можно подумать, я сам эти поминки готовил и водку левую покупал!
Самым обидным было то, что никто не вспоминал о нем, как о поэте, никто не цитировал его удачных стихов, не вспоминал красивые рифмы и метафоры; не было ничего этого; обсуждали то, к чему сам Лютиков не имел ни малейшего отношения, и не только обсуждали, но и ставили это покойнику в вину!
Вот так, живешь, живешь, а потом оказывается, что о тебе после смерти никто ничего хорошего вспомнить не может. Сейчас Владимир Лютиков с тоской вспоминал, что на поминках своих он так и не побывал, а
