семейная жизнь наша и не оставила бы после себя лишь пепел и обугленные палочки. «Сердце болит о ней, – писал Андрей, – я здесь перебрал всё, как она мучилась, как страдала, – и для какой награды?»
Впрочем, и в первые счастливые годы нашей семейной жизни у него в дневнике появлялось такое: «Она самолюбива и своевольна».
Когда я оставила его и уехала в Котово к младшей дочери Валюше, он записал: «Я от уединения стал мнителен. Тоска моя такая, что и не опишешь: забыл, как говорить даже, удивляюсь себе, если случайно произнесу громкое слово. Голоса своего вот уже четвёртую неделю не слышу».
Последние дни свои доживал он в деревне Берёзовка Даниловского района Волгоградской области. Он и родился в Берёзовке, правда, в той, что на Украине.
IV
Желание ехать в «нэзалэжну Украину», в Киев, налетело на Гуськова, как приступ трясовицы. Он испытал потребность, может быть, в последний раз прикоснуться к вечным камням лавры. И он прикоснулся к ним, и прошёл по мощённому булыжником двору древней обители, и постоял у могилы Столыпина, и понаблюдал за работой лаврских художников, и повспоминал о былом.
В дневнике потом появилась такая запись: «Лавра – это другой мир, и даже время здесь своё. За три часа в лавре можно многое для себя решить и о многом подумать – в обычном месте на это всегда не хватает времени. А здесь… здесь всё помогает вспомнить завет: «Люди, любите друг друга».
Всего-то десятисловие Всевышний нам дал, но кто бы эти заповеди исполнял? Отчего так? Оттого что людям надо чаще напоминать, что они люди. Киево-Печерская лавра как раз и напоминает. Изначально подземная, эта обитель переместилась потом на поверхность, но сохранила свои пещеры как усыпальницу братии и удел строжайших из иноков…
Я зажёг свечу и вошёл в пещеры. Просвечивая то тут, то там и бросая на сумрачные своды мутно-красные, дрожащие полосы света, медленно разрасталось и приближалось ко мне гудящее пламя. Через мгновение я встретил туристов. Они закончили осмотр пещер и покинули их. И снова тихо. Чувствую холод и свежий запах, сильный, как запах спелой дыни. Где-то здесь, совсем недалеко, гробница преподобного Илии Муромского, необоримого воина. Это уже потом я припомнил былину, где есть такие слова:
Вздымет Илья палицу
Выше могутных плеч,
Жахнет палицей впереди себя,
Отмахнёт позади себя,
Вправо, влево станет настёгивать,
Вражью силу обихаживать.
В коридорах, кельях и храмах стояли гробницы – раки с мощами святых, в нетлении которых я мог убедиться воочию. Их коснулась смерть, как все смертные, они переступили порог вечности, но тела их за сотни лет не истлели, они источали благоухание, подавали исцеление и являли живое, видимое и потому убедительное доказательство всемогущества и милости Божией.
…Вечером сухота меня взяла. Будь неладна трясовица эта, лихорадка! Остановить
