земле более не обретается.
Грозный, пытаясь осмыслить ответ и свою вину перед сыном Давидовым, а также перед архангелом Михаилом, тяжко вздохнул и спросил главное:
– Ты, Божий человек, нынче говорил рабу моему Басманову, что мне-де жить осталось недолго? Так ли это?
Викентий скорбно опустил голову:
– Да, великий государь. И признаюсь тебе, что именно сия причина и позвала меня в дорогу. Прежде чем ты отойдешь ко всем святым, я возжаждал насладиться зрелищем – захотел зреть тебя, мудрого и непобедимого.
Иоанн Васильевич побледнел, пожевал губами, как он это всегда делал во время сильного волнения.
– Не безумие ли речет в тебе? Али это ухищрение бесовское? Ась?
– Нет, великий государь, это говорят звезды! Следующий год – тысяча пятьсот восемьдесят четвертый от Рождества Христова, год планеты Меркурия. Еще незабвенный учитель мой, мудростью которого я всегда восхищаюсь, Клавдий Птолемей, определил Меркурия как планету мудрости, военного порядка, суровости. Но ежели против сей планеты обозначится кровавая звезда Тодес и своим лучом укажет на город, где благоденствует могущественный царь, то сей царь спустя двести двадцать два дня отдаст душу Богу.
– И что же?
– А то, что за тобой смерть, государь, явится в Кириллин день – семнадцатого марта следующего года.
Иоанн Васильевич скорбно поник. Притихли и окружающие.
Годунов покачал головой:
– Враки, поди!
– Государь наш проживет еще долго, – поддержал его Басманов, – дольше всех нас, недостойных.
Викентий развел руками:
– Сие не от себя реку, эти предсказания зиждутся на твердой основе – называется наука астрология.
Ловушка
Иоанн Васильевич ничего не возразил. Последнее время что-то случилось с ним. Все чаще, и не только во сне, но и наяву он видел лица тех, кого не пожалел, лишил жизни: и стремянного Никиту Мелентьева, и царицу Марию Долгорукую, и ее брата Петра, и сокольничего Ивана Колычева, и многих, многих других. Все они являлись в самом страшном виде: окровавленные, изувеченные, с выбитыми зубами и пустыми глазницами.
Он пытался глушить эти видения пьянством, но старый, ослабленный дурной жизнью организм уже не принимал алкоголь. Головная боль сделалась постоянной. Мертвые лица теснились перед ним, выкрикивали: «Нас убил, убей и себя!»
Государь на коленях полз к образам, бросал до тысячи поклонов и час и два плакал над собою. И уже ничего не тешило, уже жизнь и впрямь опротивела.
Но теперь, когда волхв предсказал скорую смерть, желание жизни вновь проснулось, и смерть, тление сделались нестерпимо ужасными. Государь хотел отпустить волхва, но Годунов сказал:
– Если ты, Божий человек, не врешь, то тебе опасаться нечего. Но коли понапрасну смущаешь государя-света, то мы тебя сожжем на костре. Посему оставайся во дворце, дожидайся предреченного тобою срока.
Басманов
