на тщательный осмотр, ни одного следа, который мог бы дать ему хоть какую-нибудь зацепку. Нож, послуживший орудием убийства, был обыкновенным остро заточенным кухонным ножом. Пол, выложенный большими каменными плитами, был сырым и грязным, но на нем не было заметно следов, которые могли бы дать повод к каким-либо умозаключениям. Под домом находился довольно просторный погреб, который когда-то, по всей вероятности, служил местом хранения провизии и овощей. В нем царила темнота, и проникнуть туда можно было через маленькую дверцу в глубине передней, от которой вели вниз ступеньки.
Погреб обладал одной необычной особенностью: он был разделен на две части крепкой стеной, сложенной из бревен. В этой перегородке была прорублена дверь, снаружи и изнутри запиравшаяся на крепкие крюки. Та часть погреба, которая находилась за стеной, не имела другого выхода, кроме двери, ведущей в переднюю часть.
Пинкертон осветил и тщательно обшарил все углы, но оба смежных помещения были совершенно пусты и не имели каких-либо следов пребывания человека. На гладких, сырых каменных плитах пола также не было заметно ничего подозрительного. Сыщик, наконец, покинул погреб.
Когда он поднялся наверх и ступил в переднюю, инспектор по уголовным делам Макконелл встретил его вопросом:
– Ну, мистер Пинкертон, удалось вам обнаружить что-нибудь интересное?
Тот, пожав плечами, ответил:
– Вообще случай довольно сложный! Дело загадочное, темное, и совершенно непонятно, кто мог быть заинтересован в убийстве старухи. Она была нищей и часто целыми днями голодала, никаких хоть сколько-нибудь ценных вещей у нее не имелось, а значит, и красть было нечего.
Макконелл подмигнул:
– Э, милейший мистер Пинкертон, сдается мне, что я проницательнее вас! Вы разве никогда не слышали, какими скрягами бывают старики?! Полагаю, что это вполне применимо и к данному случаю. Возможно, старуха запрятала в своей убогой постели чулок или что-нибудь в этом роде, набитый золотом или банковскими билетами, и бережливость не позволяла ей потратить ни одного цента из накопленного с таким трудом капитала! Вот она и предпочитала голодать, чем притронуться к своему сокровищу.
Пинкертон в задумчивости покачал головой.
– Ваше предположение не лишено оснований! – согласился он. – Но, с другой стороны, мне кажется невероятным, чтобы, будучи в действительности такой скупой, она поведала о своем сокровище хоть одной живой душе…
– Какой-нибудь мошенник мог случайно узнать об этом.
– Тогда ему необязательно было убивать старуху. Она нередко покидала дом, и украсть спрятанные ценности не представляло труда!
На это Макконелл ответил:
– Ну, для преступника это, по-видимому, не представляло особого труда. Убийством он отвлек внимание, себя обезопасил. Никому в точности не известно, были ли у нее деньги, значит, он может спокойно тратить награбленное,
