для его блекло-серых клеток.
Чага молчал и не поднимал глаз.
– Оближи и меня. Так ли полезен этот отросток у тебя во рту? А то молчаливым ты мне нравишься больше. Будешь выразительнее хлопать глазами.
На несколько мгновений Чага растерялся, не в силах понять, что именно он должен делать.
– Ну что же ты стоишь, дружок?
Чага сделал несколько шагов и поднял голову. Белесые глаза за багровыми контурами голых век сузились. Чага потянулся ртом к падающим на широкий конус плеч отросткам капюшона.
– Куда же ты? У тебя рот полон дряни, сползай ниже.
Испытывая странное облегчение, он опустился на колени и уставился на постамент идеально гладких конечностей изоморфа, сморгнул выступившую на глазах влагу.
С багровой поверхности оторвался и потянулся к нему тонкий продолговатый лист, на его середине появилась прозрачная дрожащая капля, так похожая на воду. Ни о чем не задумываясь, Чага слизнул ее, провел языком по все длине листа. Во рту появился острый, чуть солоноватый вкус.
– Хорошо, – прозвучал голос. – Давай еще.
Влага появилась снова, и Чага торопливо слизал ее. Провел языком еще и еще раз, хотя в листе было пусто, а на языке оставалась колючая прохлада. В какой-то момент ощутил прикосновение к небу, а потом в горло поползла прохладная тяжелая ветка. Чага закашлялся, выплескивая наружу слюну и слизь. Хозяин внезапно отпрянул.
– Ты полон мочи червей, Чага. Если бы она разбавляла твою кровь, я бы давно порвал тебя в клочья.
С тех пор Ирт не приходил, а пить хотелось невыносимо.
Чага собрал с ребра всю слизь, до которой мог дотянуться, и заметил, что струны входа утратили прежнюю упругость, болтались как истончившиеся стебли мертвых растений. Это одновременно пугало и рождало мутную, не поддающуюся осознанию надежду. Чага неуверенно протянул руку и дотронулся до дряблых веревочек. Те всколыхнулись.
– Направление зет – на альфа тридцать семь – помоги товарищу, – прошептал он понятные только Тиму слова и двинулся наружу.
Вперед тянулся длинный переход: гладкие поверхности стен, прямые углы, плоскости высоких потолков – взгляд затягивало глубокой флюоресцирующей чернотой. Свет пробивался откуда-то снизу, то яркими, то блеклыми островками у самых стен. Некоторые огоньки света двигались, ползли друг к другу, как неповоротливые световые черепахи. А может, не друг к другу, а подальше от Чаги. Вокруг ничего фиолетового и тошнотворного, и набухшая в мозгу опухоль стала опадать, не давила изнутри на глаза и виски.
Ноги не подчинялись, подворачивались, колени дрожали от слабости. Он мог бы ползти, но руки казались еще слабее ног. Стена, о которую он оперся, казалось, струилась по руке мощным воздушным потоком, но не была им – Чага видел только черную гладь под изуродованной ладонью.
– Энергия, энергия, – пробормотал он слово из памяти.
