и курьезных совпадений.
Случайным образом на платформе Казанского вокзала за три минуты до отправления поезда встретились Катрин и Карагодин, стремившиеся во что бы то ни стало поспеть на день рождения Листопада. С каждым годом пышность листопадовских празднеств росла, и пропустить их считалось высшей степенью бестактности и непростительной глупостью.
Случаен был каприз проводницы, которая в самый последний момент сжалилась над безбилетной парой и пустила в вагон под неопределенное «а там видно будет».
Случайно в вагоне оказалось два свободных места и по совсем уж невероятному совпадению – в одном купе.
– Ваше счастье, – с двусмысленной улыбкой пробормотала проводница, принимая от Карагодина благодарную мзду, – восьмое купе, верхние полочки.
На этом случайности закончились, и в действие пришли пружины необходимости.
Карагодин потянул дверь купе в сторону, пропустил Катрин, вошел сам и остолбенел.
По разные стороны от купейного столика в необыкновенно эффектных позах располагались два господина, одетые с большим шиком, но более чем странно.
– Офелия! – воскликнул один из них, задрапированный черным бархатом и вологодскими кружевами. – В твоих молитвах, нимфа, все, чем я грешен, помяни!
И за локоток осторожно усадил Катрин на нижнюю полку.
Карагодин внутренне ахнул и сел без приглашения.
– Ей-богу, принц, хорошо прочитано, с должной интонацией и с должным чувством, – пробасил второй, сплошь в золотых позументах, и протянул Карагодину крепкую руку: – Шурупов Рома. Да вы не удивляйтесь, мы, знаете ли, прямо со съемок и сюда… Сейчас с билетами на южное направление черт знает что творится. Так что не дай бог опоздать, тут не до переодеваний.
– С бала на корабль, – ввернул принц датский. – Вы в гости или домой?
– Домой, – сказала Катрин. – А как приедем – сразу в гости.
– Вот это я понимаю – оперативность! А мы к вам на гастроли. Ну что – за знакомство?
Вечером следующего дня все четверо прямо с вокзала рванули на листопадовскую дачу и были встречены на ура.
Актеры себя показали. Гамлет-Голембевский прочитал какой-то трагический монолог, но так, что у смешливого Валдомиро случились легкие судороги. Затем состоялся фехтовальный турнир, тоже очень комический. После турнира Полоний-Шурупов произнес тост, который покорил аудиторию окончательно и бесповоротно, а у Листопада вызвал невольную слезу.
Целый месяц, пока театр оставался в городе, продолжалось это приятное круженье – спектакли по контрамаркам, пирушки, «мистификасьоны», как Голембевский называл свои изощренные розыгрыши, капустники и капустнички.
С той веселой гастрольной поры ежегодно Гамлет и Полоний вырывались на недельку из суматошной Москвы «для участия в работе репертуарной комиссии местного драматического театра», как значилось в бумагах, но самое главное –
