не было. Просто полярная, опять же, свобода, когда нигде и ничего не держит. Но у Паши есть хотя бы цель. Поломать об колено всю свою жизнь, всех бросить – ради того, чтобы быть рядом с Ней. Все отдать ради этого, и хоть машины мыть, хоть развозить пиццу, забыв себя и все свое прошлое, как манкурт.
Он, Паша, сможет?
Павел Николаич летит на Марс. С концами.
Глаз неприятно зацепился за английские слова: две доски благородных металлов – «roub– les only/только в рублях» и «Здесь жила Любовь Орлова» – соседствовали на одном доме…
Это все жизнь мстит ему, потому что нельзя предавать мечты. Он не стал кем хотел, побоялся амбиций, целей, и вот результат, он никто; Наташа строит свое будущее, а он… А он – никто, так чего же путаться под ногами.
Началось классе в девятом. Все сошлось: и невинный поначалу интерес к зодчеству, с пыльными томами из юношеской библиотеки, и успехи в черчении, и… Желание стать архитектором родители вроде поощряли – удивленно, благожелательно. Архитектурное отделение в политехническом было столь устрашающе серьезным, что на многочисленные курсы можно было бегать хоть сызмальства – и все равно торчать там до ночи, с переменным успехом. Паша и торчал. К сожалению, было оно и устрашающе «мажорским».
Десятый класс. Одиннадцатый. Благодушие сменялось неврозом. Мать паниковала все больше, суетилась, убивалась: армия, не поступит, не расплатятся. Слабые попытки отца успокоить только подливали бензина в телефонные костры, – и Паша, белея, вынужден был слушать все это из-за стены вечерами.
Напряжение росло, росло, чем-то должно было кончиться. В прекрасные новогодние каникулы, поздним огнистым вечером, вдыхая нашатырные звезды, Паша, слегка возбужденный вином на вечеринке, переходил дорогу, и…
Машины пронеслись мимо, обдав мелкой гадкой взвесью: Москва разродилась кислым октябрьским дождиком. На перекрестке разливались то зеленые, то красные моря разливанные, и Паша тяжело, на пятках, перешел. Ноги все равно промокли. Плевать. В испорченных кроссовках он прошагал через Красную площадь и свернул на набережную, повинуясь загибу кремлевской башни, ее чересчур истертым кирпичам.
Шел очень долго.
Вдали, в Котельниках, маячила и совершенно не темнела от дождя высотка, этот социалистический Гауди. Похожа на гигантский сталактит, с продуманной вымытостью каждой морщинки. Но сталактиты же растут вниз?.. Значит, это Паша, как летучая мышь, смотрит на него вверх ногами.
Он мог и не смотреть. На курсах он рисовал раз перспективу этого ансамбля Д.Н. Чечулина.
А что же с новогодней аварией? Счастливый раззява, Паша шагнул под джип, и пластмассовый бампер, фальшиво надутый, хрястнул посильней ноги. Нет, ничего страшного, обошлось, и ночью полные ужаса родители уже забирали его – веселого и виноватого. Врачи «Скорой» и гаишники шатались по приемному покою, хамоватые и брезентово-мешковатые, как сантехники.
Но не все оказалось так счастливо. Перелом, выяснилось,
