, Тёма пришпорил коня, чувствуя, как он гарцует под ним… Его ощущения были настоль реальны, что не хотелось открывать глаза, возвращаясь в этот мир.
Небольшой проем окна со старой застиранной шторкой, несколько бурно растущих цветков в темно-коричневых горшках с абстрактным орнаментом, ненавистный ковер на стене, который приходилось пылесосить каждые выходные и старая мебель по стенам: шкаф, узкая кровать, тумбочка, письменный стол, заваленный учебниками. Хотя все это не имело для него значения, когда он ставил в центр небольшого пространства стул со спинкой и садился на него верхом. К спинке стула он привязывал веревки, две – это были поводья, и тогда стул превращался в лошадь, а он во – всадника.
Еще раз бросив взгляд на раскрытую на тумбочке книгу, Тёма попытался повторить разбор двух поводьев в своих руках. Внимательно вникая в каждое слово, написанное там, он продел трензельный повод между мизинцем и безымянным пальцем, а мундштучный положил между безымянным и средним. Далее было сложнее понять то, что пытался автор книги донести до своих читателей. Книга хоть и была издана в 90-х годах прошлого века, вещала со своих страниц дореволюционным слогом. Постоянные «ять» попадались через слово, да и слова звучали непривычно, несовременно. Хотя понять суть написанного было можно.
Тёма уже освоил, что значит трензель, и что означает мундштук, и для чего находятся во рту лошади эти два железа, пристегнутые к уздечке. Но сама суть была в поводьях к ним. Вот именно с помощью них и шло то самое управление лошадью. Не одним поводом, как принято, а двумя. Это как игра на музыкальном инструменте. Не дрыньканье на балалайке – три струны, два аккорда, а музыка, сложная, но красивая в своем звучании. Тёма не хотел просто дрынькать, он открыл для себя настоящее искусство. Выездка, он и слово то такое раньше не знал. Да и откуда? В их Златоусте, затерянном в Уральских горах, о таком и не слышали. Здесь даже лошадей-то и не было. Еще в 90-х всех съели. Изредка в их город приезжал цирк, вот тогда Тёма и видел лошадей, и там он впервые увидел, что на лошадь надета уздечка с двумя поводьями. А потом девчонка, сидящая на этой лошади, улыбаясь публике, стала кружить по арене на коне. Казалось, что она и конь – едины в исполнении танца. Звучала музыка, лошадь танцевала, то замирая, то ускоряясь, вертелась вокруг, поднимала передние ноги, как балерина, останавливалась, а затем продолжала танец. И с этого мига он пропал. Его жизнь перевернулась в тот день, когда он увидел, что лошадь танцует. Он так захотел понять, как можно достигнуть такой гармонии и понимания от животного. Почему-то слово «гармония» всплыло в его голове. Вообще, в тот день в его голове произошел взрыв, и из обычного городского оболтуса, без целей болтающегося по улицам, он стал другим.
Все эти изменение, Тёма сначала не заметил. Только вот мысли о лошади, танцующей под ним, да, именно под ним, не уходили из его сознания. Теперь засыпая, он видел себя в седле на высоком, черного цвета, коне, который кружился в танце по залитой светом арене. Позже, листая найденные в местной библиотеке, некому ненужные журналы «Коневодство и конный спорт», Тёма открыл для себя другой мир, где, кстати, он узнал и о мастях, то есть, цветах лошадей. Оказалось, что черных коней не бывает, так же, как и белых, а есть вороные и серые. С этого момента он видел себе верхом на вороном коне. Читая эти журналы, Тёма, вообще, поразился, что оказывается конный мир, существует в параллели с их обычным миром. Учеба, школа, друзья, с которыми он встретил миллениум и вечно загруженные проблемами родители – все исчезло, как только он переместился в мир, где были лошади. Эти несколько журналов Тёма зачитал до дыр и знал их наизусть. На вопросы к библиотекарше, нет ли еще таких журналов, она вообще выставила его вон, сказав, что и эти-то давно хотела выкинуть, так как только место занимают, так теперь еще и ее время, раз он к ней с вопросами лезет.
Выслушав праведный гнев работника библиотеки, Тёма больше не спрашивал так напрямую о лошадях. Наводящими вопросами позже, он попытался выяснить, если что еще в библиотеке, где в рассказах есть лошади. Сказка про конька-горбунка его не устроила, и на этом оказалась вся литература закончилась. Вроде про лошадей была половина книг, стоящих на полках, но в них писали о людях, а не о лошадях, а лошадей упоминали лишь вскользь.
Телевидение тоже не дало ему ответ. Переключая немногочисленные каналы телепередач, Тёма случайно заставал отрывочные программы, где говорили о лошадях, только вот о танце на лошади – выездке, никто там не говорил.
Готовясь к выпускным экзаменам, по завершению нудной учебы в восьмом классе Тёма ходил в библиотеку и брал ту литературу, которую рекомендовали в методичке, скорее для проформы. Понятно, что ни читать, ни учить он это не будет. Ему, вообще, его учеба давалась с трудом, и если бы не мама, работающая в этой же школе преподавателем английского, его бы регулярно оставляли на второй год. Он, наверное, вообще бы школу никогда не окончил, но ради уважения к Лидии Николаевны Хрусталевой, ее сына, балбеса, тянули, и дотянули до восьмого класса. Ради мамы он и ходил в библиотеку за учебниками, которых даже не открывал.
