застрявший в горле ком, Тёма продолжал движение по кругу. Ему казалось – он не идет, а парит над землей. Это было счастье, безмерное счастье, которое окутало его с запахом конского пота, дыханием лошади и ее теплом.
Как он катал еще двух девушек, прибывающий в эйфории Тёма даже не помнил.
Затем веселая компания ушла, а он так и стоял, держа лошадь за повод, а она потянулась к траве на газоне. Он чуть ослабил повод в руке и лошадь с жадностью стала есть траву.
Из этой эйфории его вывел голос подбежавшей с пакетом в руке девчонки с коротко стриженными волосами.
– Лох педальный, лошадь поставь, где взял! – вырвав повод из его рук, малолетка грубо дернула лошадь, и подвела ее к лавке, привязала повод так, чтобы та уже не могла дотянуться до травы, – Фимушка, он тебе ничего не сделал? – пошатываясь, спросила она у лошади.
– Там кататься хотели, я покатал, – Тёма протянул на раскрытой ладони часть из тех денег, которые ему дали.
– Ты тоже, что ли катаешь? – подумав, что он свой, она поменяла гнев на милость, – Ты с какой точки, на кого работаешь?
– Я работу ищу.
– А ты симпатичный…, – она откровенно его рассматривала так, что Тёмка стушевался, хотя и пытался держаться уверенно, – Весь в фирме…, – видно приняв решение, произнесла: – Слушай, я пописать отойду, а ты катай, а то Кнопка напилась и теперь только к утру протрезвеет, – она показала на подругу, спящую на лавке, – А нам нужно еще хозяйке выручку отработать. Так что – катай, – уже отбегая, она крикнула, – Эту клячу Фимой зовут, ту гнедую – Оленькой, но с ней поосторожней, она строгая, а эту дуру, – она показала на подругу, – Кнопкой, а меня Лесей.
– Меня Серым зовут, – прокричал Тёма, видя, что его имя Лесю вообще не интересует.
Опомнится Тёме не дали. Подошел мужчина с девушкой, спросил, сколько стоит круг.
– Двести рублей, – почему-то заявил Тёма.
Ему дали триста, и он гордо вышагивал с Фимой, катая девушку под восторженные взгляды мужчины.
Затем было трое пьяных парней, один из которых чуть не свалился с Фимы на кругу, затем еще пара влюбленных. В этой паре девушка стояла, а ее парень изображал «джигита», хотя Тёма видел, как у того тряслись руки, когда он цеплялся за гриву Фимы.
Уже стемнело. Зажглись фонари, а желающие покататься прибавлялись. Гуляющие в летней Москве люди с удовольствием платили деньги, чтобы сделать круг на лошадке.
Присев передохнуть на лавку рядом с Кнопкой, он увидел, что та проснулась и сев, стала смотреть на него мутным взглядом.
– Тебя что Лукинична прислала?
Тёма закивал и заулыбался.
– Понятно… а Леська где?
Тёма пожал плечами.
– Вот, сучка, к своему в ларек побежала, обжимаются наверное сейчас, – Тёмка слышал зависть в ее голосе. – Ты деньги мне давай, что накатал. А то Лукинична три шкуры спустит.
Он
