его второй раз, предпочитая компанию своих собак – никаких не гончих и не борзых, а местных, крепких, с плотной светлой шерстью, стоячими ушами и хвостом колечком, которых можно и на цепь сторожить, и с собой на промысел брать.
Князь знал, что его обособленность от всех раздражает многих. Прежде всего – жену, которая жаждет здесь, «в середине Земли», возродить все, к чему привыкла. А привыкла она отнюдь не к уединению. Не к охоте. Не к длинным темным вечерам. Не к бескрайней тайге, в которую ногой не ступала с самого дня приезда. Хоть и выросла Мари в деревне, но деревня та находилась на благодатной Черниговщине, а родители держали открытый дом, приглашая «приличное общество» на хлеб и соль. Как-то Серж и стал частью этого «приличного общества», и, сам не помня как, сделал предложение младшей из дочерей. Даже не задумываясь о том, испытывает ли он к ней хоть что-либо, кроме мимолетной симпатии. Нынче, оказавшись здесь, в краю синих озер, горных отрогов и живого таежного моря, почти что без всякого общества, кроме друг друга, Серж все больше осознавал – Мари его скорее раздражает. Да, поначалу ее приезд, ставший для него полной неожиданностью – ведь он фактически расстался с ней еще там, в крепости, написав на обратной стороне ее миниатюрного портрета недвусмысленное послание – оказался весьма кстати. Но когда дела наладились, и жизнь пошла своим чередом, все чаще начинали возникать разногласия, ссоры, напоминающие те, которые вспыхивали между ними в первые месяцы после свадьбы, но куда более серьезные. Признаться самому себе, что все с самого начала было ошибкой, князь пока не мог. Тогда, выйдя из терзаний, из болезни, которая вела его прямым ходом в могилу, он взял себе за правило – не вспоминать прошлое никак, ни хорошими, ни дурными словами; не вспоминать и тех, кто остался за той невидимой чертой, которую он шесть лет назад пересек; жить настоящим, а там как Бог даст…
Втащив тушу косули на телегу и устроившись на козлах, князь не спеша отправился в Петровский, не отрывая взгляд от неба.
Прав был Анненков, на этапе выкрикнув: «И в Сибири есть солнце!» Да оно, пожалуй, светит ярче даже, чем там, на среднерусской возвышенности, и уж конечно, радует своим появлением куда чаще, чем в Петербурге… А какие здесь звезды огромные. Кажется, небосклон в этих местах ближе к Земле становится. Так те буряты, помнится, и сказали ему – мол, правда…
Князь поймал себя на том, что снова предается пустым размышлениям, но затем махнул рукой – ладно, если без воспоминаний не обойтись, то пусть будут такие. Эти люди – казалось бы, дикари дикарями, «татары», как зовут их русские поселенцы, а по крови – потомки тех самых монгол, которые некогда подчинили себе половину обитаемого мира – подтвердили про Сержа то, о чем он всегда только догадывался. Этот простой факт и стал причиной столь строгого наказания, доставшегося ему, и особого приказания государя держать его отдельно от других сосланных.
