со своими шавками!
– Ко мне, – негромко приказал Серж, и собаки вернулись к нему, не глядя на хозяйку. Затем, не обращая внимания на высокий и сухощавый силуэт супруги, он занялся привезенной добычей. Ее нужно было вытащить в подвал, там прохладнее… Сегодня он и не успеет ее разделать, значит, завтра нужно встать пораньше и заняться этим. Сейчас нужно собак покормить, а там Мари, в сущности, права – уже поздно, после ужина начнет клонить в сон.
Он двинулся к сараю, не вслушиваясь в то, что возмущенным тоном твердила его жена. До слуха князя доносились лишь отдельные слова:
– Опять ты будешь долго… А ужин совсем остыл, Фекла разогревать не станет, лентяйка… К нам, между прочим, на днях к нам гости придут, а ты сейчас последнюю свежую рубашку испачкаешь.
Последняя фраза заставила Волконского остановиться на полпути.
– Гости? – переспросил он. – Кто-то из наших друзей? Так им и не впервые…
Жена поджала губы – обычный ее жест, портящий и без того не отличающееся правильностью черт лицо.
– Вот это меня и заботит более всего, Serge, – произнесла она, переходя на французский. Со сменой языка разговора тон ее моментально изменился. На русском Мари могла только браниться, ровно деревенская баба, а на французском принимала привычный образ провинциальной дворянки средней руки с большими амбициями и высоким мнением о самой себе. На каком языке княгиня Мария более всех похожа на саму себя? Муж ее не мог этого сказать с точностью.
– Ты становишься похож на дикаря, – продолжила она. – Эти твои экспедиции в лес… Эта привычка возиться с псами и даже спать с ними в одной постели, – здесь женщина брезгливо передернула плечами под пуховым платком, – Наконец, нежелание видеться ни с кем, если на то нет необходимости…
Серж выслушивал ее, не говоря ни слова. Подобный разговор повторялся если не каждый день, то каждую неделю – точно, и он мог, даже не прислушиваясь к речи жены, угадать, что она скажет далее и чем ее монолог кончится. Раньше он ей отвечал. Объяснялся. Мол, какое общество ты хотела здесь, ma chere? Ты же знала, на что шла… Последняя фраза приводила ее в состояние гнева, она резко переходила на русский, начиная бросаться злыми словами, а затем убегала в дом и запиралась в комнате, нарочито громко рыдая. Это ее поведение ничем не отличалось от тогдашнего, в Воронках, где они жили после свадьбы. Правда, повод был другой: «Ты все время на своей службе! Ты меня совсем разлюбил… Я не удивлюсь, если узнаю, что это всего лишь предлог, а ты в это время посещаешь любовницу…». Тогда князь Серж предпочитал оправдываться, пытаться ее побыстрее утешить – женских слез он не переносил, но Мари от этого рыдала еще сильнее, обвиняя его в бесчувственности – мол, оставь меня и дай поплакать вдоволь. Нынче слезы все чаще заменял вот этот жесткий, бескомпромиссный тон, который в ответ вызывал лишь глухое раздражение.
– Кто же к нам заедет? –
