который показывал дорогу Самуилу и Юлиусу, подошел к ним и повел их обратно. Они поднялись по тропинке, выбрались из развалин, вновь прошли мимо трех дозорных и вернулись в спавший глубоким сном город. Через полчаса оба были в комнате Самуила в гостинице «Лебедь».
X
На жизнь и на смерть
Теплый воздух майской ночи струился в открытое окно, и звезды утопали в мягком и тихом лунном сиянии. Самуил и Юлиус молчали, они все еще были под впечатлением от той таинственной сцены, в которой участвовали. У Юлиуса при этом невольно возникала мысль об отце и Христине. Самуил же думал только о себе. Казалось, трудно было смутить надменного студента, но, несомненно, председатель этого собрания произвел на него впечатление своей речью. Самуил думал: кто этот человек, говоривший так властно, как начальник над начальниками, глава общества, члены которого исключительно принцы крови? Под этой маской Самуилу мерещился чуть ли не император.
О, стать со временем самому главой этой верховной ассоциации – вот цель, к которой надо стремиться. Какая завидная участь – держать в своих руках судьбу не каких-нибудь жалких созданий, а целых народов!
Так думал Самуил, вот почему предупреждение сурового незнакомца столь глубоко поразило его.
К ужасу и стыду своему, Самуил сделал следующее открытие: он полагал, что обладает всеми выдающимися пороками, но на поверку оказалось, что у него нет одного из них, и довольно серьезного: лицемерия. Он поступил неосторожно, обнаружив свои стремления перед людьми, которые, обладая властью, очевидно, не особенно желали принять в свое общество алчного юнца. Какое ребячество, какая глупость! Самуил вскочил с кресла, в котором сидел, и начал ходить по комнате крупными шагами.
«Нет, ни за что, – говорил он себе, откинув голову, сжав кулаки и сверкая глазами, – нет, лучше неудача, чем лицемерие! В сущности, дерзость имеет большие преимущества перед низостью. Все-таки я подожду еще несколько лет. Останусь Титаном и попробую взять небо приступом, прежде чем попасть на него мошенническим путем».
Он остановился перед Юлиусом, который закрыл лицо руками и, казалось, погрузился в глубокую думу.
– Что же ты не спишь? – спросил Самуил, положив руку ему на плечо.
Юлиус вздрогнул.
– Нет-нет, – заговорил он, – мне надо сначала написать письмо.
– Кому же? Христине, что ли?
– О, это невозможно. Под каким предлогом и по какому праву я стал бы ей писать? Нет, я собираюсь написать отцу.
– Но ведь ты страшно устал. Напишешь ему завтра.
– Нет, Самуил, мне нельзя это откладывать, я сейчас же сяду писать.
«Хорошо, – подумал Самуил. – В таком случае и я тоже напишу письмо этому великому человеку, и по тому же поводу».
– И напишу свое письмо, – прошипел он сквозь зубы, – теми чернилами, которые употреблял Хам, когда писал Ною. Для начала
