заорала я, а Юля вытаращила свои и без того немаленькие глаза. – Или мы идём на улицу, или я еду домой.
На улице я долго приходила в себя. Держалась за стену, дышала. Точнее, хватала воздух, как рыба на берегу. Перед глазами была сине-зеленая клетка дяди Валериной рубашки. Просто чёртова рубашка, ничего больше. Но как же это было больно и жутко!
После того страшного лета 1983 года я сторонилась всех особей мужского пола, и параллельно начала вдруг толстеть. Если посмотреть на мои фото до пятого класса – на них запечатлена девочка, у которой торчат ключицы, рёбра, колени, и всё, чему положено торчать у худого ребёнка. Глядя на меня сейчас, никто не подумает, что я в принципе могу быть худой. Трудно себе такое представить, понимаю. А я ведь ходила на танцы, и у меня всё всегда отлично получалось. С пятого класса пришлось ограничиться хором. И ещё, до девятого класса у меня не было личной жизни. Нет, мальчики у меня были, было бы уж совсем убого, если бы у меня их не было. Кто-то нравился мне, кому-то нравилась я, изредка это совпадало. Но когда все уже все вовсю целовались – я старательно избегала таких процессов. Мне вполне это удавалось. Ну, вроде как, и мальчики у меня были, но чисто на уровне полу-дружбы, полу-любви. Дальше мне заглядывать не хотелось. А потом в девятом классе к нам пришёл новенький…
Кстати, не было там ничего особенного. Ну, качок. Лицо вполне симпатичное. Но ничего такого, из-за чего нужно поднимать ажиотаж, не было. Однако, ажиотаж поднялся. Девочки на физкультуре вместо того, чтобы заниматься спортом, зачарованно шушукались по поводу плеч, и прочего. Ну, что там сразу бросается в глаза у парней? Я и тогда, и сейчас, обращаю внимание на другое. Глаза… вот что сексуально. А мышцы – что? Любой идиот накачать может.
– Ирка, а ты знаешь, что он где-то в ваших краях живет? – поинтересовались у меня одноклассницы.
– Не-а. Че, правда?
В нашей школе школьники делились на три географические категории. Первая – «автодор». Их было подавляющее большинство. Несколько дворов напротив автодорожного института. Вторая – «сельхоз». Мы жили в нескольких домах на территории сельскохозяйственного института, и нас было значительно меньше. И ещё «все остальные». Поскольку школа наша была со спортивным уклоном, – даже неспортивная я пару лет занималась волейболом, – в спортивных классах учились дети из разных районов города. И вот, выяснилось, что новенький Георгий живет с моей стороны оврага. (Овраг разделял школу и автодор. Раньше он был просто оврагом, но в мои школьные годы там уже была дорога и трамвайные пути.) Девки прилипли ко мне, как пиявки. «Пожалуйста, узнай, где он живёт!». Я подумала, что отвязаться от них всё равно не получится, и обратилась к другому нашему однокласснику, Димке Веселову. Он тоже жил с нашей стороны оврага, мать его работала кем-то в сельхозе, растила Диму одна. Любила, очевидно, кормила, и перекармливала. Веселов был грушей для битья. А я говорила, что мне всех жалко, и я за всех заступаюсь даже в ущерб себе? Нет? Ну вот, говорю. Я постоянно пыталась отбить Димку
