моего стремления.
Эти девушки, жрицы Кали, были здесь на особом положении – им все прислуживали, хоть прав в храме они почти не имели. Зато во время празднеств горожане поклонялись им почти так же, как и самой Матери.
Однажды, незамеченная я ускользнула из храма и вместе с остальными горожанами смотрела на процессию.
Это было прекрасно – кружась, девушки расходились, словно раскрывался пунцовый цветок, и выпускали вперед самую красивую девушку в самом ярком сари, и тогда началось настоящее волшебство – она покачивалась, как трава под легким ветерком, движения были плавны и завораживающи. Зеваки следили за ней не отрываясь и открыв рты, словно сама Богиня спустилась с небес. Видимо, земные женщины тоже обладают любовной магией.
Почти неуловимо для глаз смертных девушка двигалась к берегу, а за ней, как змеи за дудочкой заклинателя, шли зрители и кидали ей под ноги цветы и фрукты. Все красного цвета.
Я нисколько не удивилась, что когда она зашла в воду, то горожане, в основном мужчины, последовали за ней. А вздумай она утопиться, утонули бы тоже.
Это именно то, что мне нужно. Кем бы ни был теперь Торил, но он скорее обратит внимание на блистательную жрицу, чем девушку, которая никому не показывается на глаза. Эта мысль стала определяющей и перевесила даже то, что жрецы обращались с девушками, как с живым товаром. За них брали деньги и отправляли устранить неугодных плательщику лиц.
Я стала настойчивей и теперь не только перед большим шествием, но когда появлялись новенькие девочки, просила меня тоже учить, но верховный жрец продолжал отклонять мои просьбы.
Я была упрямей, и учительницы всегда видели меня уроках – сидя в отдалении от всех, в углу, я или внимательно слушала, или повторяла движения танца. Иногда Мохини даже ставила меня в пример.
Но кроме того, что усердно училась, я дотошно исследовала всю территорию храма, находя и запоминая скрытые от глаз переходы и лазы, по которым можно было выбраться на улицу. И тогда, одевшись мальчиком и спрятав волосы, я искала Торила. Я притворялась водоносом, помогала донести тяжелые вещи, и не переставала смотреть по сторонам.
Нет, я не заблуждалась на свой счет и понимала, что сейчас еще слишком мала, чтобы привлечь чье-то внимание. Но просто знать, где он живет, смотреть на его дом, иногда видеть – уже было бы счастье.
Нередко после таких прогулок я возвращалась с исцарапанными руками или ногами. Хоть я и была мала и неинтересна, порой натыкалась на бандитов или нищих, которые с удовольствием забрали бы меня, чтобы продать.
– Что это у тебя? – спрашивала тогда Мохини. – Где ты так исцарапалась?
– Прибирала у статуи и покусали мыши, госпожа – глядя прямо ей в глаза, отвечала я.
– Смотри, если останутся шрамы, то тебя никогда не станут учить и не быть тебе жрицей.
– Госпожа, что вы говорите? – я бросилась к ее ногам.
– Да, я говорила о тебе с верховным жрецом. Сказала, что ты делаешь успехи в искусстве танца и
