напарник рассказал ему уже дома, что, не дождавшись его, он рискнул и обратился в полицию, благо легенды у них были очень хорошие.
Недалеко от этого места практиковал ветеринар, к которому и отвез Марселя сердобольный фермер. Когда товарищ туда приехал, нога была загипсована. И ветеринар пытался выяснить, куда позвонить, чтобы за раненым приехали.
Он уже отчаялся что-нибудь понять, когда приехал товарищ и, щедро заплатив спасителю, увез несчастного.
В госпитале первым делом сняли гипс, промыли рану, прочистили сустав, удалили мелкие осколки, стянули наколенник скобами и шпильками, зашили все, что порвалось. Потом занялись ребрами. Хирурги называют такую работу вышиванием. А Марселю пришлось продолжить свои эксперименты с болью.
Уже в первый год его пребывания в Корпусе, было замечено, что ребенок терпит боль. Сначала думали, что у него повышенный порог чувствительности. Он часто дрался с одноклассниками, но никогда не жаловался, а однажды, когда у него в одной руке были книги, он хотел взять еще одну другой, но все время ее ронял. Преподаватель хотел ему помочь и вдруг увидел, что большой палец у ребенка сильно опух и синеватого цвета. Марсель считал боль чем-то обычным и не мог понять, почему, например, из-за сломанного пальца он не может удержать книгу в руке. Ему объяснили, что если что-то болит, значит это надо лечить. Если в автомобиле сломается какая-то деталь, он об этом не скажет и только специалист найдет неисправность. А у человека есть возможность показать специалисту, где болит, и рассказать, как именно. Тогда врач сможет помочь.
Марсель привык не обращать внимания на боль, ему пришлось учиться ее распознавать. Он шел на занятия с высокой температурой, педагог замечал его красное лицо, невнятную речь… а сам Марсель не понимал, почему он должен оставаться в постели, когда может встать и идти.
Но самое интересное, когда боль становилась невыносимой, Марсель просто уходил. Он называл это так. Его тело оставалось там, где он его оставлял, он мог смотреть на него со стороны, а мог отправляться куда хотел. Чаще всего в волшебные виноградники своего детства, там он встречал своего кота, с которым они могли разговаривать обо всем. Это было так сказочно, что Марсель не спешил возвращаться, тем более, по возвращении ничего хорошего его не ждало, только боль становилась потише.
Пока его травмы заживали, Марсель учил китайский язык и рисовал иероглифы, не обращая внимания на перевязки и массажи. Через два месяца он уже хромал по московским улицам с неплохим знанием китайского языка и обедал в Пекине[8] для практики.
Теперь чаще всего, наши свидания проходили на моих тренировках в манеже или во время конных прогулок. Иногда приезжал Бернар с очередной девушкой. Показывал ей лошадок, заботливо подсаживал за коленку, потом девушка сидела на трибунах, а Бернар перед ней гарцевал. Сколько же у него девчонок было…
Наступившие холода «погубили»
Китайский ресторан в центре Москвы. В семидесятые годы это было единственное место в Советском союзе, где можно было отведать китайскую кухню, приготовленную китайскими поварами.
