и без них.
Буквально за весну-лето Тихон из нерешительного, меланхоличного юнца превратился в безудержного, неукротимого, ненасытного бедолагу- ловеласа. Он возглавил шайку станичных ребят. Вечерними сутемками вылавливали девчат и на общем дворе среди арб, повозок или в садовых зарослях лишали их девственности.
Долго не удавалось обломать Зою. Всякий раз она вырывалась и убегала. Но Тихон заманил ее в свой сад «отведать анисовых яблок»…
Тихон напряг на руке мускулы:
– Зоя, глянь, какие большие!
– Как у кролика!
Он с потаенной хитрецой прижмурил глаз.
– Все равно я сильный!
Прошлую ночь провел в соседнем хуторе. Ох и провел! С училкой… Ни минуты спать не дала. На зорьке еле дотащился до станицы, дополз до крайней избы, попросил у бабушки хлебца: «А то до дома не дойду!»
– Все я знаю. Лариска мне нынче рассказала.
– Где ты ее видела?
– Приезжала в сельсовет.
– Ну, дальше?
– Дальше… Лариска ушла в школу. Отменила свои уроки – хотелось позоревать с молодым парнем, то есть с тобой. Пришла домой.
Глянула, а тебя в кровати нет. Подумала: аль по нужде вышел на баз. Что-то послышалось из горницы. Она – туда… Дальше рассказывать?
– Не надо.
– Нет уж, слушай! Тут она тебя и застукала лежавшего в обнимку с ее малолетней дочкой. Ты начал отбрехиваться: Иринке страшно стало одной… Вот какой ты! Как бугай племенной! Всех подряд кроешь! А был тихоня тихоней!
– Если б ты тот раз в клубе не влепила мне пощечину… Тогда мою эту самую робость как рукой сняло!
– Да уж дюже! А поглядеть – сморчок!
– В сучок попер!
– Оно и верно, в сучок!
В армию Тихона не взяли, так как мочился в постели.
Мать и он белили избу. Снаружи. Во двор вошла Вера Игнатова. С наслаждением потянула носом.
– Люблю, когда свежей побелкой пахнет!
– Может, ты ишо чего хочешь? – ощерился редкими зубами Тихон, оценивающим взглядом окидывая дебелую, ядреную жалмерку. (Муж какой уж год в тюрьме – украл и пропил колхозную свинью.)
– Мать постыдился бы! Болтаешь…
– Дело житейское! Сама природа зовет! И тебе бы…
– Меня не касайся, ладно?
Вера попросила, чтобы остатки белил Тихон потом принес ей домой.
– Подчепурить хочу горницу!
Белил осталось полведра. Тихон сбросил с головы забрызганную газетную шапчонку. Умылся. А на уме Вера – толстенькая, румяная!
В избе Веры чисто, уютно. Пахло ушником.
– Поужинаешь со мной?
– Ды не откажусь.
Съели курицу, чугун ушника горячего.
– Фу! Пузо щас лопнет! Обкормила ты меня!
Тихон развалился на койке:
– Иди ко мне, Верунь!
– Э-э, насчет этого… самого… и не думай! У меня муж… строго наказал…
– На
