твердая, плюс премиальные за перевыполнение плана. Зимой сдала на высший разряд, начальник обещал поставить бригадиром, тогда ставка вырастет. Жду, чтоб жилье выделили как передовице, чтоб проститься с общежитием.
– Чего замуж не выходишь? В городе это раз плюнуть.
– Не говори, ухажеров много: и на свиданьице позовут, и в кафешку иль кино сводят, и всякие шуточки на ушко нашепчут, а как дело доходит до того, чтобы расписаться, сразу шмыг в кусты, поминай женишков как звали.
– Почем кофту брала? – перебила Степанида и пощупала у Лизы рукав.
– Чуть больше тысячи, импортный товар, то ли итальянский, то ли французский, чистый мохер.
Гости хотели еще о чем-то спросить, открыли рты, но осеклись: Лиза достала пачку невиданных в Кураполье черных сигарет, зажигалку, прикурила, затянулась дымком.
– Чего глаза вылупили? – удивилась приезжая.
– Дай и мне! – расхрабрилась Степанида. – Была не была, где наша не пропадала! – неумело прикурила, закашлялась, не сразу отдышалась.
– Не знаю, как вы, девочки, а я своей жизнью довольна, – продолжала Лиза. – Одно плохо – своей квартиры не заимела, по этой причине не забираю дочь, – отыскала взглядом девочку, протянула конфету.
– А как насчет личной жизни? – с опозданием поинтересовалась продавщица.
– Есть один мужик, не скажу, что писаный красавец, но и не урод, обходительный. Одно плохо – женат, вторую половину терпит из-за детишек, ждет, чтоб подросли, встали на ноги и тогда ко мне насовсем переедет.
– В общежитие?
– Снимем квартирку, поднакопим деньжат и свою купим.
– А как у него с… – Аглая собралась закончить фразу, но увидела Жалейку и осеклась.
– Шла бы гулять! – приказала Евдотья. – Негоже ртом мух ловить, взрослые разговоры слушать.
Жалейка выскользнула из дома, присела на подгнившую ступеньку крыльца, стала слушать доносящийся смех, звон рюмок.
Застолье завершилось поздно вечером. Гости долго прощались. Аглая извинилась, что пора встречать с выпасов стадо, проводить вечернюю дойку, не то бы еще поговорила с товаркой по душам. Степанида помалкивала. От гостей остались пустые бутылки, нарезанная колбаса и винное пятно на скатерти.
Готовить домашние задания было поздно, да и не хотелось: Жалейка из угла не сводила взгляда с матери, которая размазывала по лицу слезы, отчего на щеках появились похожие на чернильные пятна потеки туши, и жаловалась Евдотье:
– Отчего я такая невезучая, точно проклятая? У всех все как у людей, у одной у меня наперекосяк жизнь идет! Который год бьюсь словно рыба об лед, ищу свое счастье, а оно все стороной обходит!
– Будет реветь-то, – постаралась успокоить Евдотья, и как когда Лиза была маленькой, прижала к груди, погладила вздрагивающей ладонью растрепавшуюся прическу. – Иди на боковую, поздно уж.
Лиза подняла опухшие от слез глаза:
– Никому
