покачал головой.
– Джон, ради бога…
Он выхватил трубку у нее из рук и нажал на отбой.
– Что ты делаешь, скажи на милость? Что с тобой происходит?
Джон бросил на нее раздраженный взгляд:
– Я устал, понимаешь? Я очень устал. В девять часов у меня собрание преподавательского состава, и я должен там присутствовать, compos mentis[3]. Там будут по крайней мере два члена совета, у которых большие сомнения по поводу того, давать мне место в штате или не давать. А если я не получу места в штате, то через год окажусь на улице и стану играть на банджо или протирать стекла автомобилей на светофоре, чтобы заработать на детское питание нашему ребенку. Теперь тебе понятно или объяснить подробнее?
Вместо ответа, Наоми обняла его. Ее горло саднило от рвоты, она тоже вымоталась, и тоже почти не спала этой ночью, и тоже измучилась от беспокойства.
Болезненные уколы, тяжелые решения, непростой выбор, унижение, душевная боль, все эти затраты, смерть доктора Детторе… Наоми была напугана, как никогда в жизни.
Все менялось. Их жизнь с Джоном, их маленький уютный дом, мир, который они создали вокруг себя, их любовь друг к другу – все вдруг стало другим.
И Джон казался ей почти незнакомцем.
Ее дитя, это крохотное создание, что росло у нее под сердцем, с маленькими ручками и ножками, такое хрупкое, жизнь которого целиком и полностью зависела от нее, – неужели и эта девочка когда-нибудь станет для нее чужой? Я видела тебя, видела твое изображение на экране, как ты шевелишь своими ручками и ножками. Мне не важно, что ты девочка, а не мальчик. Совсем не важно. Главное, чтобы ты была здорова.
Наоми почувствовала легчайшее движение внутри, как будто ребенок показал, что слышит и понимает ее. Хотя конечно же это было только ее воображение.
– Джон, – прошептала она. – Не позволяй всему этому взять над нами верх. Разрушить нас. Наш ребенок…
Зазвонил телефон.
Джон прижал ее к себе.
– Мы должны быть сильными, милая. Ты и я. Построить стену, помнишь? Вокруг того, что нам дорого. Я люблю тебя больше всего на свете. Пожалуйста, не обращай внимания на телефон. Я тебя очень прошу. Выключи эту чертову штуку, всего на десять минут. Мне никак нельзя опаздывать на собрание. Сейчас это самое важное, важнее, чем любое интервью.
Наоми выключила телефон. Джон принял душ, побрился, поцеловал жену в щеку, схватил ключи от машины и сумку с ноутбуком и выскочил из дома.
Утренняя газета лежала там, где бросил ее почтальон, – на мокрой от росы лужайке. Джон поднял ее, развернул и взглянул на первую полосу. Прямо на него смотрела фотография женщины. Очень знакомое лицо. Очень. Красивая женщина, крупный план, в поднятых на лоб солнечных очках. Уверенное лицо – этакая богатая стерва, у которой есть абсолютно все в жизни. Внезапно он понял, почему она кажется ему такой знакомой.
Это была Наоми.
Над ее снимком располагалась его собственная фотография, в два раза больше. Лицо на фоне спирали ДНК.
Эту газету он получал каждое утро. USA
В здравом уме и твердой памяти (
