пятиэтажного особняка на Кирхгассе открывался чудесный вид на исток Лиммата и антрацитовый простор Цюрихского озера. В сгущающихся сумерках казалось, будто там, за строгой волной моста Квайбрюкке, начинается море. Уже загорелись фонари, загадочно осветлились окна, огни неторопливо ползущих машин заполнили темные улицы, но небо все еще оставалось пепельно-светлым. На его фоне зеленый шпиль церкви аббатства Фраумюнстер смотрелся тревожно и даже драматично. По теплому вечернему воздуху тянулся мягкий, бархатный гул затихающего города.
Служанка вынесла на подносе кофе, воду и хьюмидор с сигарами и выставила все это на столик. В плетеных креслах расположились трое: советник швейцарского Департамента иностранных дел Леон Готье, представитель Торговой палаты США Уильям Льюис и барон Теодор Остензакен. Само здание контролировалось Федеральной военной секретной службой Швейцарии и частенько использовалось как место встречи сотрудников иностранных миссий с различными агентами из третьих стран: контрразведка наблюдала за активностью вокруг таких встреч, не пресекая ее. Предполагалось, что, коль скоро федеральная безопасность гарантирует их надежность, финансовые операции по ним идут через швейцарские банки: это относилось ко всем, включая людей из рейха. Впрочем, этаж, на балконе которого велась непринужденная беседа, последний год был арендован американским торгпредством – со всеми средствами его защиты.
– Ваши страхи относительно жары покажутся смешными, Лео, если вы побываете в Испании, – говорил Остензакен. – Три дня назад я был в Барселоне, так вот там уже тридцать три, а на солнце – так и вовсе под пятьдесят. Сил достает только выбраться из отеля и доползти до моря.
– У нас будет то же самое, – пессимистично отреагировал Готье. – А я не выношу жары. Придется уехать в Альпы.
– Вы, швейцарцы, позабыли боевой дух гельветов, – вставил свое слово Льюис, вытирая платком пот с выбритого затылка. – Когда-то вы противостояли Цезарю, били Габсбургов, а теперь убегаете от жары в горы. Глядите, как бы Гитлер не повторил опыт императора Конрада с расширением Священной Римской империи.
– Вы имеете в виду операцию Танненбаум? – хмыкнул Готье. – Ну, нет. Без Италии эта затея не имеет смысла. А Италии сейчас не до нас. Разгром в Тунисе скоро приведет к столкновению с вашими войсками на материке. А там…
– Гитлер полон оптимизма. Даже невзирая на Сталинград, – осторожно заметил барон.
– А что ему остается? – поднял брови Льюис. – Накануне битвы полагается излучать оптимизм. Поглядим, какое настроение будет у него после Орла.
– Исход не очевиден.
– Не очевиден, – согласился Льюис. – На днях в Овощных рядах я наблюдал ссору молочницы и торговки зеленью. Зеленщица была существенно покрупнее, массивная, этакая Брунгильда с кулачищами молотобойца. Она все кричала, толкала молочницу, плевалась. Собрались зеваки. Я поставил три франка на зеленщицу – и проиграл. Потому что молочница – такая щупленькая, неказистая – вдруг схватила бидон с молоком и со всего маху огрела им Брунгильду по голове.
