кажется, наелся. Мыльная пена так и осталась нетронутой, и Чарльзу пришлось открыть глаза, дабы понять, что происходит. Его слуга стоял с покаянным лицом – или, по крайней мере, изображал таковое.
– Что не так?
– Эт ’на, сэр.
– Этна? Ты ударился в вулканологию? Ладно, потерпи, я пытаюсь включить мозги. Выкладывай всю правду. Еще вчера ты говорил, что не подойдешь к этой дурнушке на пушечный выстрел. Или не говорил?
– Меня спровокировали.
– Та-ак, и где же была primum mobile?[52] Кто кого «спровокировал» первый?
Но Чарльз уже понял, что слишком далеко зашел. Бритва в руке Сэма дрожала – не от намерения совершить убийство, а от сдерживаемого негодования. Чарльз забрал у него опасную бритву и нацелил острием в слугу.
– Даю тебе двадцать четыре часа, Сэм. Двадцать четыре часа.
Сэм принялся тереть умывальник полотенцем, предназначенным для щек хозяина. После долгой паузы он заговорил с дрожью в голосе:
– Мы ж не лошади. Мы тоже люди.
Чарльз, улыбнувшись, встал, подошел сзади к слуге и положил ему руку на плечо, заставив того обернуться.
– Сэм, ты уж меня извини. Но признайся, что твои прошлые отношения с прекрасным полом не предвещали ничего подобного. – Сэм обидчиво смотрел в пол. К нему понемногу возвращался былой цинизм. – Эта девушка… как ее… Мэри… эту очаровательную мисс Мэри, наверное, приятно подразнить… и чтобы тебя подразнили в ответ… подожди, не перебивай… но в душе она, как мне сказали, очень доверчивая. И я не потерплю, чтобы ты разбил ей сердце.
– Я прям кругом виноват, мистер Чарльз!
– Ну хорошо. Я тебе верю без отсечения руки. Но больше ты в этот дом ни ногой, и на улице с этой девушкой не заговаривай, пока миссис Трантер не скажет мне, что она не возражает против твоих ухаживаний.
Сэм в конце концов поднял глаза на хозяина и со скорбной улыбкой, как умирающий на поле солдат перед склонившимся над ним офицером, произнес:
– Я утка Дерби, сэр. Х’рошая утка Дерби.
Это требует пояснений. Речь идет об уже сваренной утке, без шансов на воскресение.
16
О, Мод, ты так юна и так прекрасна! О чести пой, что смерти не подвластна, Я ж буду слезы лить о веке злополучном И о себе, ничтожном и докучном.
О чувствах между мужчиной и женщиной ничего я не ведал, Но однажды в широком поле, когда гуляла деревня, Я, отрок, «не находящий себе покоя», как сказал бы Теннисон, Вдруг увидел девушку без головного убора…
После описанного дня прошло пять ничем не примечательных. Возможностей для дальнейших обследований оползневого уступа Чарльзу за это время не подвернулось. Один день заняла экскурсия в Сидмут; остальные утра ушли на визиты или более приятные забавы вроде стрельбы из лука, вошедшей в моду
Главная движущая сила
