смотреть боялась. Кулинарных книг Суповна не признавала, а рецепты выписывала крупным почерком на вырванных страницах и на полях газет. За десятки лет таких обрывков накопилось многие тысячи, и громоздились они бестолковыми пыльными стопками. Суповна никогда не могла ничего найти и устраивала жуткий ор.
Резать капусту было скучно. Еще тоскливее было поворачивать голову и видеть слева от себя двадцать кочанов, ожидающих своей очереди. Поэтому Надя предпочитала смотреть не на кочаны, а на куклу Жомочку, которой она несколькими ударами острого ножа вытесала в кочане капусты кресло.
Жомочка сидела, сложив на коленях фарфоровые ручки, и смотрела на Надю наивными васильковыми глазами.
– Ты представляешь, Суповна вяжет Кавалерии носки и называет ее просто «Валерочка»! Это ее-то! А Макар прет все, что плохо лежит! Сосиски из холодильника прямо на глазах уволок, я Кавалерии сказала, а она только плечиками так сделала: мол, приятного аппетита! Любит сложненьких, а на нормальных ей плевать! «Котел как грязный увидит – морщится!» – с негодованием сказала Надя кукле. Куколка Жомочка ничего не ответила, но Надя ощутила ее поощрение и участие.
«Не то что всякие прочие, которым что ни говоришь, они только морщатся и перебивают!» – невольно подумала она.
– А Фредка-то! Случайно узнала! Сама себе посылает эсэмэски: «Ты мне нужна!» И она же когда-то подписывалась на рассылки новостей в Интернете, чтобы хоть кто-то присылал ей письма! А еще корчит из себя, понимаешь!
Рот у куколки Жомочки был приоткрыт, а глаза распахнуты в поощряющем изумлении. Прямо душу грело такое внимание. «Да ты что!» – словно говорила Жомочка. Не собеседник, а воплощение мечты о собеседнике.
Глава 6
Шныровский сейф
Когда мне плохо, я теряю способность видеть ситуацию со стороны и рассуждать здраво. Мне представляется, что никто больше такой боли не испытывал, никого не окружали такие сволочи и ни у кого не было таких мучений. Чужие страдания кажутся мелкими, даже если разумом я понимаю, что у меня просто заноза в пальце, а у другого всю руку снесло. Но это же МОЙ палец и МОЯ заноза!
И еще: если попускаешь себе какую-то мелочь на чуть-чуть (например, чуть-чуть покричать или пожалеть себя) – всегда прорывается много.
Кавалерия никогда не плачет. Она старается всегда быть занятой. Когда ты занят, у тебя нет времени думать о себе и ковыряться в своих вавках. И тогда годы становятся бессильными. Кого могут испугать седые волосы, когда последний раз в зеркало ты смотрелся мимоходом, спускаясь в лифте торгового центра, а потом еще подумал: «А! Так это же я! А я думаю: кто тут стоит?» Хуже всего ночью. Причем не всякой ночью, а спокойной, когда не болеют лошади в пегасне, когда все мирно и тихо. Когда ветер блуждает в соснах, на ели раскачиваются неснятые новогодние игрушки, а березовая ветка стучит в стекло, будто кто-то пришел. Вот и сегодня такая ночь.
