мне, брате, в Москов». Во-первых, этот необычный мужской род названия Москвы, что само по себе странно. Во-вторых, тот же Карамзин отмечал, что Москва долгое время именовалась Кучковом, новое название прививалось с трудом. Однако Юрий Долгорукий приглашает Святослава «ко мне в Москов» таким тоном, словно черниговский князь прекрасно знает, о каком месте идет речь. Вот и напрашивается предположение, что первоначально в летописи был указан город, хорошо известный Святославу, и только позднее, вероятней всего – по политическим соображениям, кто-то вписал вместо него Москву.
– Что же это за город? – заинтересовался Окладин.
– Конечно, Ростов, исправление потребовалось незначительное. Потому Юрий Долгорукий так и обратился – «приди ко мне» – что речь шла о его бывшем великокняжеском городе, лишившимся этого статуса совсем недавно, в 1125 году. Потому и не потребовалось никаких дополнительных разъяснений, куда именно Долгорукий приглашает Святослава, что непременно пришлось бы сделать, если бы местом встречи была безвестная, затерявшаяся в лесах Москва…
По лицу Окладина было видно, что он готов подвергнуть эту версию краеведа самой острой критике, но продолжать спор было уже некогда: за вагонным окном потянулись пригороды Александрова – покосившиеся сараи из горбыля, ряды общественных гаражей, непонятного назначения заборы из мощных бетонных плит, за которыми ничего не было.
Привычный современный пейзаж быстро вернул меня из седой древности в двадцатый век, но, как выяснится в дальнейшем, разговор в пригородной электричке о событиях далекого прошлого был только началом длительного путешествия в отечественную историю, которое так неожиданно и странно переплетется с событиями наших дней.
Мои попутчики тоже оказались ярославцами – Окладин возвращался из дома отдыха, где проводил отпуск, а Пташников по своим краеведческим делам ездил в московские архивы. Не достав билетов на прямой вечерний поезд, они, как и я, тоже намеревались в Александрове пересесть на местную электричку.
Когда, представляясь попутчикам, я назвал свою фамилию, Окладин, наморщив высокий лоб, неуверенно спросил:
– Это случайно не ваши рассказы и очерки появляются иногда в молодежной газете?
Я кивнул, польщенный тем, что Окладин запомнил мои редкие публикации. Пташников, судя по всему, не читал их, но узнав, что я имею отношение к литературе, посмотрел на меня благосклонно.
Из вагона мы вышли последними. И тут с высокого перрона я опять увидел нашего странного попутчика и удивился, поскольку был уверен, что он сошел с электрички раньше.
Чуть задержавшись у расписания пригородных электричек, чернобородый быстро направился в сторону привокзальной площади и исчез в толпе. Мне показалось – следом за ним в толпу нырнул высокий рыжий парень в оранжевой куртке, которого я заметил в вагоне электрички. Впрочем, в такой толчее было легко обознаться.
Глава
