возле закрытого газетного киоска.
Я тут же молча устроился рядом, показав Окладину на свободное кресло, – что еще можно было придумать в нашем незавидном положении?
Но Окладин рассудил иначе. Понимая, что от нас с краеведом мало толку, он так расписал дежурной наши дорожные злоключения, что в ее глазах промелькнуло сострадание, а руки машинально потянулись к толстой, обернутой в газету тетради.
Впереди опять слабо засветилась надежда. Мы с Пташниковым, словно и не было усталости, моментально поднялись с кресел и вместе с Окладиным стали напряженно следить, как дежурная неторопливо перелистывала исписанные страницы этой неказистой тетради, которая представилась нам в тот момент Книгой судеб.
Наконец дежурная произнесла очень приятным и добрым, как мне показалось тогда, голосом:
– На одну ночь могу устроить. Должны были московской электричкой по брони приехать, но не явились. Повезло вам, давайте паспорта…
Мы с Пташниковым рассыпались в благодарностях. Окладин с достоинством молчал, видимо, не без основания полагая, что он свое дело сделал, а выражать восторги – прямая обязанность тех, кто не ударил палец о палец, чтобы попасть в гостиницу.
Заполнив бланки, мы расписались в том, что больше чем на одну ночь проживания в гостинице не претендуем. Окладина и Пташникова дежурная поселила в номер на втором этаже, а меня на третьем, в триста седьмую комнату. Номер был тоже двухместный, и дежурная предупредила, что мой сосед, вероятно, уже спит.
Я договорился с попутчиками встретиться утром в половине восьмого в вестибюле, пожелал им спокойной ночи и поднялся к себе на этаж. Вдоль длинного и узкого, как пенал, коридора, упирающегося в темное окно, тянулась красная ковровая дорожка, монотонно зудели лампы дневного света, по сторонам темнели проемы дверей.
Было тихо, словно на этаже никого нет, только в самом конце коридора приглушенно звучало не выключенное радио – кремлевские куранты отбивали полночь.
Остановившись перед своим номером, я сначала прислушался, потом осторожно повернул ручку. Дверь легко, без скрипа, подалась. Тусклый свет уличного фонаря за незашторенным окном ложился на потолок и, переломившись, падал на стену.
Белели две кровати, между ними чернела тумбочка, на ней горбился светлый телефон. На кровати справа, отвернувшись лицом к стене, спал человек.
На цыпочках я подошел к свободной кровати, поставил под стул «дипломат», на спинку повесил одежду и с наслаждением растянулся на прохладной, накрахмаленной простыне, накинув на себя легкое байковое одеяло в шуршащем пододеяльнике.
Мечта, в которой я чуть было не разуверился, сбылась. Что еще надо командированному?
События и впечатления минувшего дня – беготня по столичным улицам, суматошный Ярославский вокзал, разговор в электричке об убийстве Грозным царевича Ивана, странное поведение нашего чернобородого попутчика, нырнувший в толпу парень в оранжевой
