ведет эта дверь? Что ищет за ней незнакомец? Повернуть назад, так ничего и не выяснив? Нет, это было выше моих сил.
Я взялся за холодное чугунное кольцо и потянул дверь на себя. Неприятный, уже знакомый мне скрежет разрезал тишину ночи. Я пригнулся, сделал широкий шаг вперед. Передо мной, на темно-синем звездном небе, четко чернел резной силуэт какого-то собора.
Это было последнее, что я увидел. В лицо брызнула влажная пахучая струя, сильный удар отбросил меня на землю.
Будто бы издалека донесся глухой стук закрывшейся двери, и я потерял сознание.
Глава третья. Под чужим именем
Не знаю, сколько времени я провалялся в траве у крепостной стены, может, час, может, полтора. Помню только, что, когда пришел в себя и с трудом открыл глаза, уже светало и блеклые звезды в небе таяли одна за другой.
Смутно представляю себе, как добрался до гостиницы и поднялся в номер, – все словно туманом накрыло.
Проснулся, почувствовав, как мою голову обхватывает что-то холодное. Осторожно накладывая мне на лоб мокрое полотенце, надо мной склонился Пташников. Сморщенное лицо его выражало удивление и сострадание, губы что-то шептали, но слов я еще не слышал – сознание возвращалось медленно.
В кресле рядом с моей кроватью, сложив руки на груди, сидел Окладин, смотрел на меня недоуменно и сосредоточенно.
Возле дверей, плечом опершись о косяк, стояла взволнованная дежурная, устроившая нас в гостиницу.
Ощущая внутри жгучую, иссушающую жажду, я, не узнавая собственного пересохшего голоса, попросил пить. Пташников налил из графина стакан воды и протянул мне. Я схватил стакан с такой жадностью, словно боялся, что его отнимут. Вода струилась по подбородку, затекала под рубашку.
Сразу стало легче, хотя голова еще болела, а в теле была противная, отупляющая слабость.
– Что с вами случилось? – только сейчас дошло до меня, о чем спрашивает Пташников. Я приподнялся на локтях, краевед подложил под мою спину подушку. Рубашка и брюки на мне были мятые, нерасшнурованные грязные туфли валялись посреди комнаты.
В глазах Окладина сквозило осуждение. Наверное, меня можно было принять за пьяницу, проснувшегося в страшном похмелье.
Мне стало стыдно, хоть провались. Попросив еще стакан воды и залпом осушив его, я торопливо, перескакивая с одного на другое, поведал о том, что произошло ночью: о кольце на тумбочке, о попытке догнать его владельца и о происшедшем у крепостной стены.
Во время моего рассказа историк и краевед несколько раз переглянулись. Я понял: мне не верят, и горячо, еще более несвязно начал повторять случившуюся со мной необычную историю.
– Все это очень похоже на приключенческий сюжет, – не дослушав меня до конца, обронил Окладин.
Пташников промолчал, но по его выразительному лицу было ясно, что он подумал о том же.
Это разозлило меня. Голова все еще болела, в мыслях
