окном – Марининым – они дошли в полном молчании. На газоне, казавшемся черным, лежал косой четырехугольник света. Федор зашел в этот четырехугольник и неожиданно попросил вежливо:
– Разрешите посмотреть. – И потянул у нее ремень.
Смотрел он недолго. Повертел так и сяк, колупнул пряжку и зачем-то подергал.
– Ну что? – с любопытством спросила Марина.
– Вы думаете, что именно этот ремень был у него в джинсах?
– А какой же еще?!
– Не похоже, – заключил Федор, – совсем не похоже.
– Почему?!
Федор приложил палец к губам:
– Тише! Что вы кричите?
– Я не кричу! – шепотом сказала Марина и оглянулась по сторонам. Санаторий спал, и здесь, под собственным балконом, казалось, что вокруг очень светло и отчасти даже романтично.
Пожалуй, вполне сойдет за «приключение».
– Так почему не похоже?
– Потому что это брючный ремень, а не джинсовый.
– Фью-ю, – насмешливо присвистнула Марина, – какие тонкости!
– Да не тонкости! – возразил Тучков Четвертый с досадой. – Смотрите. Видите?
И сунул вышеупомянутый брючный ремень ей под нос.
– Вижу. Ремень.
– Он узкий.
– Ну и что?
Федор Тучков вздохнул выразительно. Она сама только и делала весь вечер, что так вздыхала. Она вздыхала о том, что Федор Тучков очень тупой. Теперь Федор вздыхал о том, что она, Марина, тоже оказалась тупой.
– Такие узкие ремни не носят в джинсах. Вы что? Не понимаете? Джинсовый ремень должен быть по крайней мере вдвое шире.
– А может, он был не такой… модник, как вы, и ему было наплевать на ремень?
Тут ей показалось, что Федор обиделся. Наверное, слово «модник» его задело. Ну и что? Одни его светящиеся штаны чего стоят, не говоря уж о сказочной гавайской рубахе!
– Может быть, ему и было наплевать, – изрек наконец Тучков Четвертый, – но это просто очень неудобно – такой узкий ремень в джинсах!
– Вам видней, – согласилась ничуть не убежденная Марина. – Я просто не понимаю, какое это имеет значение – узкий ремень, широкий ремень! Самое главное, что этим ремнем его… он…
Снова толща черной воды, заросшая бурой и как будто грязной травой, распахнутые мертвые мутные глаза и черный провал рта, из которого лилось на песок…
Марина вдруг взялась за горло. Горло было горячим и неприятно хрупким, а рука холодной, как лягушачья лапа.
– Что такое? – подозрительно спросил Федор Тучков шепотом. – Вам что, плохо?
– Мне не плохо, – пробормотала Марина, – мне хорошо.
Он озабоченно посмотрел ей в лицо.
– Давайте-ка я вас подсажу, – предложил он любезно, как будто распахивал перед ней дверь «Линкольна», – а ремень заберу. Давайте?
– Куда… подсадите? – не поняла Марина и отпустила горло.
