отчаянию моему не было предела. – Это принцесса!
Мама и глазом не повела, она ведь знала, что костюм переделывать не будет:
– Ну и что? А ты про Снегурочку песенку спой, все сразу и поймут, кто ты.
Я упрямо ответила:
– Нет.
Но делать было нечего, и я, за незнанием песни, стала придумывать стихи, и придумала, и прочла у елки свое самое первое стихотворение:
Я Снегурочка, стою,
Песню первую пою!
С тех пор и пою.
Отец завел тонкую тетрадочку, куда записывал своим ладным почерком все мои сочинялки. Лет в пятнадцать я эту тетрадку тайно уничтожила, твердо решив не заниматься ерундой, то есть стихосложением. Но у Господа Свой замысел о каждой душе.
О, если б знать!
Но знать нам не дано,
И потому под ясными огнями
Мы ждем того, чему не суждено
Иль суждено свершиться вместе с нами.
У самой бекетовской дороги, на краю Лапшинского сада, много лет стоит деревянный одинокий дом. Его романтическая таинственность нежно сохранна в моей наивно-верной младенческой памяти.
– Кто там живет? – спрашивала я отца, когда мы проезжали мимо на городском автобусе.
– Сторож, наверное, – отвечал он. Мама тоже не знала, и никто не знал, и это всеобщее незнание только добавляло дому сказочной притягательности, а моей душе – любопытства и нетерпения исследователя загадочных явлений жизни.
Мир создан для нас, и мы – каждый из нас! – присваиваем себе его видимые образы.
А невидимые? Принимаем на веру? Следим за ними из-под опущенных долу ресниц? Соприкасаемся с ними духом, снами, памятью?..
Прошло полвека, и однажды мокрой зеленой весной я вышла из телевизионной съемочной машины напротив старинного дома и направилась по влажной тропинке к калитке. Мне долго не открывали, хотя крайнее окно светилось неярким, словно бы матовым, огнем. Потом все-таки на крыльцо вышла женщина – на удивление, не старая, а мне так хотелось встречи с допотопной хранительницей невероятно прекрасной тайны дома!
Беседовали тут же, на крыльце, потом прошли в сад, но он был таким запущенным, таким непролазным из-за разросшихся малиновых и смородиновых кустов, что я пожалела свои чулки, и тогда мы и вовсе вышли за калитку, где властвовала сирень.
– Я здесь не хозяйка, – говорила женщина, – комнату снимаю.
– А чей же дом? Давно меня этот вопрос занимает…
– А вы что, фотографировать будете? – вроде даже испугалась собеседница.
– Да нет… Хотя, знаете, если интересная история у дома…
– Хозяева-то давно то ли померли, то ли переехали, их и не помнит уже никто.
– А у кого же вы комнату снимаете?
– У чечен, они этот дом купили. Да вам-то зачем?
Теперь-то уж точно незачем… Надо же, как я опоздала! Получается, что люди пришлые не просто дом купили,
