ним, скорее всего, шапочное знакомство. Хотя стоп! В предбаннике мужского отделения бани № 1 висит на стене какая-то цветная репродукция, вырезанная из журнала. Может, это как раз Рембрандт? Ишь ты!
Впрочем, такие подробности в духе Гомера и Гюго не имеют большого значения на Самарской Луке. Дерзновенному банщику верят на слово. Да и сам он абсолютно верит в то, что говорит.
– Я чувствую себя уже без пяти минут Рембрандтом, – говорит он. – Но я пойду дальше великого художника. Я намерен создать исповедальную скульптурную композицию «Автопортрет с обнаженной на коленях». Улавливаете? С обнаженной. Рембрандт на такое не осмелился. У него на коленях сидит дама в закрытом платье.
Зал восхищен.
– Но и это еще не сенсация, – скромно улыбается Безмочалкин. – Рембрандт изобразил себя с женой. Мною задуман «Автопортрет с обнаженной… незнакомкой». Таким образом, я дерзнул бросить вызов одновременно и Рембрандту, и… собственной супруге.
– О-о! – гудит зал. – Даже представить трудно такое.
– Нет, мысленно я уже представляю все в малейших деталях, – заверяет банщик, он же новый Рембрандт. – Все тщательно продумано. Я даже предусмотрел, где будут выставлены копии моей скульптурной композиции. В Лувре, Эрмитаже и в Дрезденской галерее. Оригинал же останется навсегда на родине автора, в Колдыбане.
– Только не в плавучке «Парус»! – раздается вдруг тревожный оклик.
Это, конечно, Юрий Цезаревич. Глаза его горят, голос срывается: плавучий ночной клуб «Парус» – его лютый недруг, ибо давно стремится поглотить ветхий «Утес».
– Самое место шедевру, – горячо говорит Подстаканников, – здесь, в зале ПОПа «Утес». Как пить дать!
Слышали? «Дать». Это убеждает всех. Как говорится, со стороны виднее. Тем паче со стороны барной стойки.
– Ну что ж, – говорит от имени всех Самосудов. – Давайте, Юрий Цезаревич.
И он первым идет к барной стойке. За ним спешат уважить бармена остальные. Стаканы наполнены.
– За второго Рембрандта! – взволнованно провозглашает Подстаканников.
Ульк!
Шапка у седых Жигулей, кажется, уже съехала на брови. Но не упала.
Читателя, конечно, распирает любопытство: осуществил ли свой дерзкий творческий замысел В. В. Безмочалкин или хотя бы взялся за его осуществление? Этот вопрос интересует и нашего Юрия Цезаревича.
– Когда вы приступите к своей грандиозной работе? – спрашивает Подстаканников дерзкого ваятеля в следующий раз.
– Когда я начну творить? Да хоть сейчас, – заверяет Валериан Владимирович. – Но только… не сейчас. Судьба будущего шедевра осложняется некоторыми обстоятельствами.
– Трудно мрамор достать? – сочувственно предполагает Подстаканников.
– Мрамор? О нет! Мрамор мне пришлют по спецфондам Академии художеств. Проблема совсем в другом. Вы же знаете: моя жена страшно ревнива. Можно не сомневаться, как она поступит
