еще кормилицы? – в свою очередь не понял колдыбанец.
– Той самой, у которой грудь сосал! – возликовал Геракл: вот и припер к стенке колдыбанского трепача.
Но Лука Самарыч аж руками на него замахал:
– Да вы, оказывается, еще и циник! Зевс с вами! Кто бы меня к женской груди близко подпустил! Да я и сам правила приличия понимаю. Так что аморалку вы мне не шейте.
– При чем тут приличия? – возмутился Геракл. – Я, например, трех кормилиц в порядке живой очереди сосал и ничуть не стеснялся. Что тут такого?
– Так это же вы. Вам, несмышленышу, на момент рождения сколько было? Всего девять месяцев от момента зачатия.
– А тебе все десять, да? – попытался съязвить Геракл.
– Да нет, не десять, – спокойно возразил Лука Самарыч. – Считай, уже пятьдесят. И не месяцев, а годков. Как родился, так сразу и золотой юбилей справил.
– О боги Олимпа! – взревел вечно неисправным “Москвичом” несравненный Геракл. – Чтоб мне с тумбочки убиться, если вы когда-нибудь слышали такую ахинею и видели таких болванов! Как прикажете прихлопнуть этого подкидыша-подлещика? Предлагаю – самым садистским образом.
Полубог уже было взмахнул кулачищами, но, видимо, команда с Олимпа последовала не такая, какую он ожидал. Физиономия Геракла изобразила глубокое удивление, потом поверхностное прозрение и наконец – искреннее удовлетворение.
– Эй, подлещик, – заулыбался супергерой всех времен. – Боги Олимпа приказали мне прихлопнуть тебя как-нибудь в другой раз. А пока живи и загибай дальше. Уж очень богам забавно. Да и я, если по-честному, прямо заслушался…
И он облапил своего нового знакомого, да так душевно, что вековые дубы и ели на отрогах Жигулей застонали, будто завидели передовую бригаду местных лесорубов».
Я оторвался от рукописи и дипломатично поиронизировал:
– Это удивительная колдыбанская быль?
– Это удивительная колдыбанская легенда, – уточнил летописец-любитель. – Былины наши – еще удивительнее. А колдыбанские были – уже и сил не хватит удивляться.
Тогда я сказал без всяких дипломатий:
– А вам не кажется, что все это балаган?
– Весь этот земной мир – балаган, тайный и злорадный режиссер которого навязывает всем нам роль шутов, – высоким философским слогом парировал мою колкость Лещев-Водолеев. – Но… почему бы в ответ не сыграть другой балаган? Наш! Где мы уже – сами себе режиссеры. Тогда еще посмотрим, кто под занавес окажется в смешном положении. Ну?
Он поднялся:
– Гонорар можете оставить себе. За это попрошу дать моим особо правдивым и совершенно достоверным писаниям заголовок и подзаголовок. Чтобы как у Гомера и Гюго. Затем, пожалуйста, исправьте орфографические ошибки, расставьте, где нужно, запятые. Ах да, чуть не забыл! Надо еще сделать перевод. На английский, китайский, арабский – короче, на языки всех
