отражающую свет, непоститжимую для света.
– Теперь понятно? Сможешь другой сам решить?
– Да, сэр.
Размашистыми тёмными черточками Саржент переписал задание. В постоянном ожидании подсказки, рука его послушливо двигала переменчивые символы, лёгкая краска пристыженности мерцала под серой кожей. Amor matris: в именительном и родительном падежах. Своей немочной кровью и сывороточным молоком вскормила она его, скрывая в пелёнках от чужих взглядов.
Был таким же, и плечи покатые, и та же нескладность. Это моё детство сутулится рядом со мной. Слишком далеко от меня, чтоб положить руку хоть раз, хоть легонько. Моя и его тайны разобщены, как взгляды наших глаз. Тайны безмолвно, окаменело сидят в тёмных дворцах наших двух сердец: тайны уставшие от своей тирании: тираны жаждущие, чтоб их свергли.
Пример решён.
– Видишь как просто,– сказал Стефен, вставая.
– Да, сэр. Спасибо,– ответил Саржент.
Он просушил страницу тонким листком промокашки и понёс тетрадь обратно к своей парте.
– Хватай-ка, лучше, клюшку да бегом к ним,– сказал Стефен, идя к двери вслед за неказистой фигуркой мальчика.
– Да, сэр.
В коридоре послышалось его имя, выкрикнутое на игровом поле.
– Саржент!
– Беги,– повторил Стефен.– М-р Дизи зовёт.
Он стоял на крыльце и смотрел как нескладёха торопится к полю забияк, что пререкались пронзительными голосами. Но вот, разобравшись кто из какой команды, м-р Дизи отошёл, переступая клочковатый дёрн ногами в тугих гетрах. Он уже подошёл к школе, когда вновь заспорившие голоса позвали его обратно. Он обернул к ним свои раcсерженные белые усы.
– Что ещё не так?– протяжно закричал он, не слушая в чём дело.
– Кочрен и Холидей в одной команде, сэррикнул Стефен.
– Подождите минуту в моём кабинете,– сказал м-р Дизи,– пока наведу тут порядок.
Шагая торопливо вспять, он прокричал со старческим упрямством через поле:
– Ну, в чём дело? Что опять не так?
Пронзительные голоса вопили сразу со всех сторон: множество их форм теснились вкруг него, сверкающий свет солнца бесцветил мёд его плохо покрашенных волос.
В кабинете висел застоялый продымленый воздух, мешаясь с запахом тусклой потёртой кожи кресел. Совсем как в первый день, когда он тут уславливался со мной. Что было, то и будет. На полке подноc с монетами Стюартов, краеугольное сокровище болота: и будет всегда. А в уютненьком футляре для столового серебра, на поблекшем лиловом плюше, двенадцать ложек-апостолов взывают ко всем язычникам о мире во веки веков.
Торопливая поступь шагов через каменное крыльцо и коридор. Отдуваясь в свои редкие усы, м-р Дизи остановился у стола.
– Прежде уладим наше финансовое дельце,– сказал он.
Из внутреннего кармана пиджака он вынул блокнот обвязанный полоской
