Вера.
– Но вы говорили… – пробормотала я.
– Говорила, говорила. Надеюсь, Фейт, ты не собираешься ловить меня на слове по поводу всяких мелочей, которые я говорила. Пожалуй, я не смогу состязаться в логике с тобой или твоей матерью. Прежде всего, у меня нет времени. Ты уже решила, что хочешь на завтрак, или мне сесть за стол и доесть свои хлопья, пока ты будешь думать?
Я ответила, что хочу вареное яйцо. С показным смирением Вера достала кастрюлю и взяла со стеллажа яйцо. Иден вскочила.
– Давай приготовлю. Я уже закончила. Присядь, дорогая, а то ты прыгаешь, как «Джек в коробочке»[24].
Иден – в школьном сарафане, с волосами, стянутыми на затылке черной шелковой лентой – засуетилась, намазывая мне бутерброды.
– Три минуты, да?
– Можно пять?
– Ну, разумеется, можно. Но это будет яйцо вкрутую. Ты уверена, что захочешь есть яйцо вкрутую?
Вряд ли, но теперь я уже не совершила ошибку и не стала спорить. Просто сказала, что буду следить за временем и сама вытащу яйцо из воды. Иден, наверное, подумала, что это подходящий момент для начала уроков кулинарии, но Вера сомневалась.
– Она только уронит его на пол. Ты же знаешь, Иден, сколько грязи от яйца. – Не оставив мне времени на возмущение, она повернулась ко мне и сказала язвительным, осуждающим тоном: – Мне очень жаль, что тебе не понравились маленькие часы Иден. Она сама поставила их тебе в комнату, поскольку решила, что они пригодятся тому, у кого нет наручных часов.
– Тебе они не понравились, Фейт? – спросила Иден.
Я не могла вымолвить ни слова. Меня словно парализовало.
– Конечно, не понравились. Это совершенно очевидно. Если бы они ей понравились, она не стала бы выставлять их за окно, правда? Да, знаю, моя дорогая, это невероятно, но уверяю тебя, именно так она с ними поступила. Твои маленькие часы явно не имели успеха. Утром я первым делом спустилась в сад и сразу же увидела их на подоконнике, за окном Фрэнсиса. Хорошо еще, не пошел дождь – больше мне нечего сказать.
Как бы не так! Она принялась подробно описывать часы, словно мы с Иден никогда их не видели, потом строила предположения насчет их цены – пять шиллингов и шесть пенсов или пять шиллингов и одиннадцать пенсов, – вспоминала, когда их купила Иден, в этом году или в прошлом, и где именно, в Колчестере или в Садбери. Иден прервала ее, спросив, почему я выставила часы за окно.
– Просто потому, что они тебе не понравились, да, Фейт?
Неужели они считают меня сумасшедшей?
– Мне не нравится, что они тикают, – сказала я.
– Тебе не нравится, что они тикают? – переспросила Иден таким тоном, будто я призналась в какой-то непостижимой фобии. О моем яйце все забыли – вода с громким бульканьем выкипала, но кастрюльку заслонила облокотившаяся на плиту Иден. – Но ведь все часы тикают, за исключением
Популярная детская игрушка; коробка с фигуркой, выскакивающей, когда открывается крышка.
